4
Зиновьев, то бишь, Апфельбаум вернулся из Парижа раньше времени, какой−то весь измордованный, побитый, оцарапанный, с крупным синяком под левым глазом. Ему накостыляли недавно здесь же в Швейцарии за то, что ни с того, ни с сего бросился к одной даме и поцеловал ей ручку. Это бы ему обошлось, но Гершон намекнул ей на ушко, что у него до колен. Дама не то от радости, не то от ужаса воскликнула «Жорж, выручай!»
Жорж не сам нокаутировал революционера, он всего лишь кивнул головой двум охранникам, что его сопровождали.
Самое страшное, что произошло, Гершон так обильно омочил кальсоны, что на его сандалии потекли струйки, и это забросило его в область стыда и неудобства. Ему пришлось снять сандалии, выжать носки и надеть сандалии на босу ногу.
Миновав два дома и увидев еще одну парочку: мужчина низкого роста в соломенной шляпе, а дама с накрашенными губами, глянула на него, а он прочитал на ее лице: я тебя хочу и тут же бросился в забегаловку, вслед за парочкой, тут же заказал два стакана чаю и согрелся. Дама заметила его босые ноги и тут же с презрением отвернулась. «Гм, не вышло», – произнес он вслух и побежал к Ленину, которого не видел целых две недели.
− Ну, какие дела, Гершон? Почему синяк под глазом? – спросил вождь.
− На баррикадах сражался. У самом Париже. Нас было три иудея с палками, а хранцузов набралось с два десятка. Хорошо, что не убили. Нас спасло то, что мы стали петь Марсельезу. Хранцузы поняли по мелодии, что мы представители прулетариата.
– Почему носков нет? Врешь ты, Гершон, и ни разу глазом не моргнул, – наступал Ленин, щуря левый глаз.
– Что бы ты без меня делал? –задал Гершон провокационный вопрос.
– Гершон, не хвастайся и не лги. Небось, зацепил кого и получил в рыло. Так тебе и надо. Денег принес? У нас катастрофически не хватает денег, а без денег революцию не сделаешь.
– Наша книга вышла в Париже, но там только твое имя, а трудились мы оба, я даже больше тебя. Галиматья, правда, получилась, но это оправдывает название «Что делать».
– Ты трудился, не спорю, но думал–то я. Это мои мысли в этом великом труде, а не твои. Ты…,ну как тебе сказать? ты не дорос до вождя мировой революции. Давай садись, будем заниматься правкой, убирать неточности, там много наших предположений, а жизнь вносит коррективы...
Гершон умолк. Понял: спорить бесполезно. Он уже переоделся пока в рваные штаны и рубашку безрукавку: Ленин хоть и использовал его как своего слугу, но держал в ежовых рукавицах.
– Ты что орудуешь ножом?
– Карандаши оттачиваю…
– Великие труды пишут пером, гусиным пером. Послушай, Гершон, а ты Инессу в Париже не встсречал? На митинге каком–нибудь речь произносила и мое имя произносила, ссылаясь на мои великие труды, в том числе «Что делать?»
– Нигде невидел, хоть искал денно и нощно, – бесстыдно врал Гершон.
– Ну тогда дуй у Париж, схвати ее за руку и скажи: вождь мирового пролетариата велит тебе сию минуту предстать перед ним в голом виде, – произнес Ильич и выкатил глаза.
А когда вождь выкатывал глаза, Гершон знал: спорить бесполезно. Он набросил на себя робу, схватил заточенные карандаши из ящика письменного стола целую охапку, сунул во внутренний карман и выскочил на улицу.
– Шалом, Ильич, – произнес он по дороге, заметив, что Ильич семенит за ним следом.
– Гм, босяки, партия босяков. Вот молодцы–то, – долдонил Ленин, догоняя Гершона, – уже что–то удалось, но не совсем, потому что поп Гапон вмешался, – долой попой!
– Поп Гапон вышел по твоему заданию, – сказал тут же Апфельбаум.
– Что, что? Как ты смеешь возражать, Апфельбаум? Вон! пошел вон, жид проклятый.
– Сам ты жид…калмыцкий, – сказал Гоша в сердцах, но тут же пал на колени и стал целовать ладони вождя.
Ленин пригладил его пейсы, и это означало, что Гершон прощен.
– Ты мне Янкеля вызови с Урала. Кацнельсона мне и срочно. Он там чудеса творит, руководствуясь моими инструкциями. Я не просто так тут сижу. От босяков я дошел до настоящей партии, партии террористов, – стал хвастаться Ленин. – Мы кардинально разошлись с польским евреем Махаевским, который открыто поощряет террор, а я, пока тайно. Конспирация и еще раз конспирация. Что это означает? А это означает, что если наш человек, член нашей партии, террорист в подполье, то он ничего не должен знать. Ему дают задание бросить бомбу в министра, он должен ее бросить и спрятаться, как мышка в норку. Но я думаю усовершенствовать этот вопрос. Ты слушай, а не закрывай глаза, Зиновьев – Апфельбаум. Что, у сучки был, всю ночь не спал, так? Тоже мне революционер.
– О великий, о мудрый…я по пути за Инессой.
– Вот, это другое дело. Революция это целая наука. Ты понял, Гершон? Движущей силой и здоровым элементом рабочего движения Махаевский считал воинствующих хулиганов, босяков, люмпенов, вносящих в рабочую среду живую струю «здравого пролетарского смысла. Тут я с ним согласен, а дальше нет, дальше мы разошлись. Махаевский…он теперь никто, а я возглавляю партию большевиков.
Апфельбаум смутно догадывался, что будущая революция будет принадлежать босякам и люмпенам, тем, кто сидит в тюрьме за убийство, изнасилование, а ее успех зависел «только от одной его «наглой» требовательности, от одной его «хамской» ненасытности».
– А что такого сделал великий Янкель на Урале, поделись. И потом, я не понимаю, куда мне чапать, на Урал к этому жиду паршивому и у Париж за прекрасной дамой? У тебя мозни на месте? Похоже, что не совсем.
– Гершон, у великих людей бывают заскоки. Ты не обращай внимание, сколько тебе говорить. Пойди достань Инессу, а потом отправишься на Урал за Янкелем.
– Помилуй и спаси! я не вдержжу всего этого и потом, где мне взять деньги на дорогу? Ты все жмешься. Дошло до того, что я в рваных башмаках хожу.
– Ладно, пришлет мать свою пенсию, выделю тебе на тапочки, так уж и быть.
Гершон прослезился. Он хотел еще выразить какую–то мысль, но слова получились только «потом, потом, потом».
– Потом, потом, подожди, мне твои слезы по фигу. О Янкеле потом. Он там делает чудеса. Мои советы о том, чтоб привлекать к большевистской партии всех без исключения: и кустарей, и пауперов, и нищих, и прислугу, и босяков, и проституток, и бывших зэков Янкель выполняет четко. И есть результаты. Это девиз будущего переворота, учти. Все демократические принципы должны быть исключительно подчинены выгодам нашей партии, включая и неприкосновенность личности. Опорой, основой нашей партии остаются, и будут оставаться люмпен-пролетарии, уголовники и босяки. Опираясь на опыт многочисленных российских сионистских сект, мы должны строить структуру партии на жестких диктаторских принципах абсолютного подчинения. Несогласные с этими методами внутри партии подвергаются, шельмованию, клевете и…уничтожению.
Апфельбаум на этот раз совсем потерял спокойствие и чувство меры.
– Ты упрям и жесток, – выдал он, – не переносишь чужих мнений, по поводу чего бы то ни было, и не только в политике. Ты завистливый до исступления, не можешь допустить, чтобы кто-нибудь, кроме тебя, остался победителем. Жестокое и злое проступает в тебе — как в споре, как в игре в крокет или в шахматы, когда проигрываешь. Проявить независимость, поспорить с тобой о чем угодно или обыграть тебя в крокет — значит раз и навсегда приобрести себе врага в… лице Ленина.
– Га–га–га, это правда. Вот черт: не в бровь, а в глаз. Это черты гения, Гершон, учти. Но…дальше, ты только послушай: в Православии мы видим огромного конкурента в борьбе за души людей. Всякая религиозная идея о всяком боженьке, всякое кокетничанье с боженькой есть невыразимейшая мерзость… самая опасная мерзость, самая гнусная зараза. Я собираюсь написать труд «О религии и церкви». Еще в 1901 я заявлял: «Принципиально мы никогда не отказывались и не можем отказываться от террора». Исходя из этих двух принципов, и надо начинать строительство партии большевиков. А, забыл. Церковь…мы ее снесем с лица земли, а попов перевешаем, могилы раскопаем, серебро и золото соберем и отошлем европейскому пролетариату…еврейской национальности.
– У меня голова раскалывается, отпусти меня. Я уже опаздываю на поезд.
– А Янкель Кацнельсон? Ты не хочешь услышать о нем хороший отзыв?
– Потом, потом.
Ильич еще раз вспомнил по пунктам свое строение партии и успехи Кацнельсона на Урале.
В основе структурной организации партии был заложен смешанный мафиозно-сектантский принцип.
Ленин создал несколько уровней проникновения в тайны организации. Полную информацию получал только тот, кто находился на верху пирамиды, то есть он – Ленин.
Он согласовывал свои действия с боевым центром.
Уровнем ниже находились тайное оперативное руководство и инструкторы боевой организации. Еще ниже - исполнители различных актов террора, которые получали задания от представителей более высокого уровня и следовали их точным инструкциям.
Внизу организации была «массовка» - это рядовые члены; они привлекались к терактам, но ничего не знали, откуда поступала команда, кто ее давал.
Самой боевой и жестокой стала Уральская организация партии в Екатеринбурге, которой руководил «серый кардинал» революции Янкель Кацнельсон – (Яков Свердлов). Он, в свою очередь, подчинялся «Боевому центру» при ЦК партии.
Кацнельсон создал уникальную структуру организации, позволившую партии практически безбоязненно совершать террористические акты, погромы, бандитские налеты и грабежи.
При каждом комитете РСДРП Я.Свердлов создавал 3 дружины. Одна была легальная и известная всем, в нее входили руководство и рабочие. Остальные две были тайными. Каждой дружине присваивался номер - №1, №2 и №3.
Основной боевой единицей были вторые дружины, состоящие в свою очередь из «десятков», отрядов, в которые входили молодые люди из деклассированных элементов. Каждый «десяток» имел свое специальное назначение: отряд разведчиков (разведка и слежка), отряд минеров (закладывание мин), отряд бомбистов (бомбометание), отряд стрелков (стрельба из огнестрельного оружия). Также во второй дружине был отряд мальчиков-разведчиков и распространителей листовок и партийной литературы. Материальное обеспечение отрядам обеспечивали многочисленные мастерские бомб, поджоги, химические лаборатории и слесарные мастерские. Боевики второй дружины также работали в подпольных типографиях, подделывали печати и изготавливали документы, фотографии.
Каждым отрядом руководил десятник. Отряды в свою очередь разбивались на «пятки» со своими руководителями. Каждый член «пятки» знал только своего непосредственного руководителя, который в свою очередь – только своего десятского.
Во-вторых дружины занимались погромами и политическими убийствами представителей власти, любых неугодных партии лиц. Кинуть бомбу в квартиру, где за столом в семейном кругу сидел неугодный человек, было в порядке вещей. Некоторые боевики специализировались на убийствах полицейских и их агентов, некоторых убивали на службе и даже в их домах и квартирах. Существовал популярный способ теракта: делались фиктивные доносы и убивали пришедших на обыск полицейских. Во время таких террористических актов гибло немало родственников и близких, а также случайных людей.
Грабежи обеспечивали партию необходимыми средствами. Грабили банки, кассы, конторы, транспорты с деньгами. Каждая экспроприация проходила с многочисленными жертвами. Каждая акция отличалась тщательной проработкой деталей - собирали сведения, распределяли обязанности, чертили планы, изготавливали ключи, оружие, бомбы, продумывали пути отхода, делали хронометраж. В дружине существовала круговая порука и «повязка кровью». Каждый боевик должен был осуществить минимум один теракт, уметь управлять лошадью, каретой, паровозом, автомобилем, хорошо знать анатомию человека и в совершенстве владеть всеми видами холодного и огнестрельного оружия, и взрывных устройств. Для получения необходимых навыков устраивались постоянные тренировки и спарринги.
Членами уральских вторых дружин были многие будущие убийцы царской семьи, такие как П.З. Ермаков. Вторые дружины не брезговали дружбой и сотрудничеством с откровенными бандитами. На Урале существовали так называемые «лесные братья», банда, возглавляемая лично Кацнельсоном. «Лесные братья» вместе с большевиками совершали убийства, ограбления, «эксы», рекэт, но часть денег оставляли себе, а не передавали в партийную кассу. Связь между Сверловым, а также координацию совместных действий осуществляла жена руководителя большевиков Минея Губельмана.
Над вторыми дружинами стояли легальные первые дружины, члены которых обладали высшей степенью посвящения в тайны организации. Первые дружины состояли из двух частей – выборной и кооптированной. В них руководитель мог внести любого человека по своему усмотрению. В выборную часть входили по одному члену из каждого отряда второй дружины и командующий всей боевой организацией, «тысяцкий», избиравшийся представителями 1-й и 2-й дружин совместно. Также туда входил постоянный представитель партийного комитета.
Кооптированная часть первой дружины состояла из различных боевых специалистов – инструкторов, руководителей мастерских по изготовлению бомб и оружия, завхоза, казначея и секретаря. Выборная часть формировала совет боевой организации, выносящего решения, кооптированная – ее штаб, который разрабатывал устав организации, инструкции, стратегию и тактику боевых акций, а также руководил обучением бойцов и вооружением.
В третью дружину входили агитаторы, массовики, члены партийных комитетов и новые члены партии. В третьих дружинах проходило боевое обучение под руководством членов второй дружины. Каждые инструктор должен был обучить и подготовить «пяток» из третьей дружины. Наиболее подготовленные члены третьей дружины после проверки терактом переходили во вторые дружины. Подготовивший их инструктор «отвечал головой» за своих подопечных.
Благодаря такой структуре достигалась максимальная конспирация, которая включала максимальную ответственность, вплоть до смерти, за каждое порученное дело и каждого обученного террориста.
Абсолютным руководителем с диктаторскими полномочиями всех террористических большевистских организаций был В. Ленин, который лично следил за проведением многих операций, и терактов.
Позднее, когда за уголовные преступления стали арестовывать членов большевистской партии не только внутри России, но и за рубежом, Ленин озаботился имиджем своей партии. Перед каждой акцией исполнители писали заявления о выходе из партии, а после успешного завершения – обратно о приеме. Этот трюк позволял сохранять «лицо» РСДРП и позволял ей выглядеть солидной политической партией.
В начале XX века в России большевиками проводился ярко выраженный политический террор против госслужащих, представителей власти, силовых органов, общественных и религиозных деятелей, купцов и предпринимателей, патриотических союзов и организаций, профессиональных союзов.
Только за один только год с октября 1905 года было убито и ранено 3611 государственных чиновников. К концу 1907 года число чиновников, погибших и искалеченных боевиками, превысило 4500 человек. К этому нужно добавить 2180 убитых и 2530 раненых частных лиц. С января 1908 по май 1910 года отмечено 19957 терактов и экспроприаций, в результате которых погибли 732 должностных лица и 3051 гражданин, а 1022 чиновника и 2828 частных лиц получили ранения. Всего за 1901-11г. этот период террористами было убито и ранено около 4,5 тыс. государственных служащих различного уровня. "Попутно" было лишено жизни 2180 и ранено 2530 частных лиц. В общей сложности в 1901-11 годах, жертвами террористических актов стали около 17 тыс. человек.
Однако, как это ни странно, Российская Империя имела одно из самых либеральных в мире уголовных законодательств. Число смертных казней, как абсолютное, так и относительное и в динамике, было самым низким в мире.
Методы и навыки боевой террористической деятельности большевики в полной мере проявили после своего прихода к власти, развязав массовый террор против своего народа, применяя против него химическое
оружие, реквизицию всего имущества, создавая искусственный голод, атмосферу ужаса и нереальности происходящего. Многие из боевиков вторых дружин стали чекистами, руководителями лагерей, прославились своими зверствами и нечеловеческой жестокостью. Справедливости ради надо сказать, что немногие из них пережили 1937 год, что вызывает понятную злобу и ненависть к Иосифу Сталину у современных российских либералов, многие из которых являются их прямыми потомками.
Так как Гершон уже махал ему рукой из вагона поезда и улыбался самодовольный, Ленин сам себе рассказывал о строении партии на Урале, а что не успел, посадил Надю и сказал:
– Слушай мысли Гения.
5
Ленин не сразу поверил Парвусу, когда тот доложил, что ему афера в Берлине удалась. Ведь до появления Парвуса, переговоры с немцами шли трудно и медленно.
Высшие чины в Германии не принимали Ленина, чтоб его выслушать и подозревали в нем простого прохиндея, котрый, получив крупную сумму, скроется в неизвестном направлении. А Парвус заставил их поверить в авантюру и выделить огромную сумму, пропуспить черезсвою территорию для совершения государственного переворота в стране противника. способны. А тут еще грянула февральская революция.
Едва Ленин узнал, что руководство страны действительно выделяет деньги на революцию в России от своих начальников, где получал зарплату за свою шпионскую деятельность, как с ним случилось, что˗то невероятное: он потерял покой и сон. Ночью его мозг выдавал многочисленные варианты переезда в Россию, если немцы откажутся пропустить его и его единоверцев в количестве 32˗х человек через свою территорию. В одну из ночей, приблизительно, в три часа утра ему пришла идея переправиться в Россию на аэроплане.
˗ Да, да, это и есть тот метод, которым следует воспользоваться. Хватит ли денег в партийной кассе, чтобы снять аэроплан и заплатить водителю. Гм, черт, может, миллион нужен, а у нас там не более пятисот тысяч. Надя должна знать. Надя, где ты, голубушка? Гм, дрыхнешь, черт бы тебя побрал. Ни один город не будет носить твое имя. Фишберга не будет в России, не будет, вот и все.
Ленин вскочил с кровати, потянув за собой одеяло прямо на пол, и бросился в дальнюю комнату, где обычно почивала супруга Фишберг. Она лежала на левом боку и нещадно храпела. Слюна сочилась изо рта на подушку.
˗ Именем мировой революции, вставай, ˗ начал ее тормошить муж. Но Надя, приподняв голову, и выкатив глаза, тут же повернулась на другой бок и еще пуще захрапела.
˗ Корова, ни доить, ни поить, а вот судить…революционным судом, следовало бы, ˗ произнес будущий вождь, и направился к Инессе.
Инесса спала тоже на боку, зажав сложенные ладошки вместе между коленями ног и едва слышно посапывала. Ильич присел и стал гладить ладонью ее розовую щеку. Она среагировала, открыла глаза, сонно улыбнулась, схватила его за руку и потянула на себя. Любовник заупрямился, мысль о клубничке была слишком далеко и он, как только мог, тихо и нежно, произнес:
˗ Нам нужен аэроплан…для перелета в Россию, нас там ждут. История нас ждет. Ты не знаешь, где взять этот проклятый аэроплан? И…и, у тебя есть деньги? выручи, а? Как только большевики возьмут власть во главе с Лениным, то бишь со мной, я тебе верну двести процентов.
˗ А сколько тебе нужно? ˗ улыбнулась Инесса. ˗ И что за бред с аэропланом, у тебя паспорта нет.
˗ Паспорт? А разве нужен паспорт? Без него никак? Да и языка я не знаю, гм, черт возьми. Где же ты раньше была, почему не сказала, не предупредила? Ты для чего тут находишься, позволь тебя спросить? Впрочем, пока, спи. Я, так не могу заснуть, которую ночь? Может пешком, может на лошади…
Инесса слушала, ее сон уже был нарушен, она стала думать, что у Володи видимо не все хорошо с головой, но мысль о том, что он великий человек, а великий человек славится причудами, успокоила ее и она повернулась набок.
***
Утром принесли газету, в которой вождь прочитал, что русский царь отрекся от престола. Россия как будто качнулась в сторону пропасти, в сторону начала мировой революции, и Ленин не находил себе места… от пролетарской радости.
Да и сама Германия истощилась войной и была заинтересована в сепаратном мире.
Вдруг он вскочил, будто ему шило воткнули в то место, на котором сидел и заорал:
˗ Срочно президиум ЧК! Товарищ Надя!
– Так ЧК или ЦК? Переспросила Надя.
– Какая разница? ЧК и ЦК это одно и то же. Оповести всех революционеров, пусть бросают свои грязные, то бишь великие дела, пусть поднимают свои задницы, если еще находятся в постели, короче, где бы они не находились, пусть приезжают ко мне в мой штаб, штаб мировой революции.
– Какая тебе мировая революция? Это же синагога и то маленькая, сборище террористов.
Володя так волновался, что никого и ничего не слышал, у него в речевом аппарате, явно не марксистском, а враждебном, капиталистическом, пропала буква «р» и некоторые другие.
– И…и еволюция, поллюция и некото…ые, Словом дуй с томом Ма…ркса под мышкой.
***
После прохладного душа, окутанный в теплый длинный халат красного цвета, цвета крови и революции, он вышел к своим соратникам.
– Товарищи, в России произошла февральская ..еволюция, нам срочно надо ехать в …оссию. Хватит, засиделись. Мы должны быть там. Исто…ический момент настал. Мы должны све…гнуть п…авительство Ке…енского и захватить власть с помощью о…ужия. Я думаю, что власть валяется на улицах, ее п…осто надо подоб…ать. Только, чтоб Ге…мания нас п…опустила че…ез свою те…ито..ию и снабдила деньгами. Что вы скажите, това…ищи?
– Нам нужны деньги, много денег, – сказал варшавский бандит Феликс Дзержинский, – много денег, Владимир Ильич. Надо закупить оружие, подготовить хоть несколько тысяч боевиков, отобрав их из пролетарской массы, увеличить количество газет, подготовить виселицы по всему Петербургу, а возможно, и по всей стране для помещиков и капиталистов, а на все это нужны деньги и не малые.
– Концлагеря надо организовать по всей стране, – сказал Ленин, – но это после того, как власть окажется в наших руках. Я предвижу сопротивление буржуазных элементов. Их надо всех вырезать, останется только пролетариат. Товарищ Ганецкий, сколько денег в партийной кассе?
– Пять миллионов марок, – доложил Ганецкий.
– Мало! – вскричал Ленин. – Товарищ Ганецкий, почему так мало денег в партийной кассе? Где Парвус? Как идут переговоры с немцами? Что вы на это скажите, товарищ Ганецкий. А где Коба? как там Тифлисские банки? Надо их заново подчистить или ограбить… повторно. Мы, революционеры, грабим награбленное.
˗ Владимир Ильич, у нас только свои, только евреи, ни одного русского, а тут грузин в наши ряды лезет. Как же так?
⌐ А так. Русских мы не привлекаем в наши ряды. Русские – дураки. А грузин Коба…, он доказал, что может быть полезным нашей революции. Парвус…хоть и сволочь порядочная, но он нам нужен. Отправляйся к нему, Ганецкий. Надо просить у немцев. Пусть Парвус скажет, что Ленин просит. Надо начинать с разведки. Там есть полковник…я не могу назвать его фамилию. Парвус знает. И пусть вагон выделит… бронированный, пуленепробиваемый, пломбированный. Это архи важно.
Ганецкий (Фюстенберг) растерялся, однако тут же пришел в себя. Он понял, что из всей словесной белиберды вождя, главное все-таки деятельность Парвуса. Только он может достать миллионов двадцать, если постарается.
– Владимир Ильич, я предлагаю сосредоточиться на деятельности нашего замечательно стратега Александра Лазаревича Гельфанда или Парвуса. От него много зависит. Можно даже сказать: от него зависит судьба революции или большевистского переворота.
– Почему, товарищ Ганецкий? Я могу договориться и с Францией, в Италию поеду на Капри, и там договорюсь – вытаращил глаза Ленин.
– Нет, господин Бланк, − изрек Ганецкий фразу и осекся. − Прошу прощения, товарищ Ленин. Только Германия может выделить двадцать миллионов марок на русскую революцию. Только Германия может предоставить нам бронированный вагон, в котором все мы беспрепятственно проедем через ее территорию и очутимся в России, без единой царапины как говорится. Переговоры, по моим сведениям, уже идут, они на стадии…, на средней стадии… Немцы в качестве компенсации требуют сепаратного мира и больших русских территорий по сепаратному миру.
– Передай Парвусу, пусть он напечатает в своих газетах, что мы, большевики, против сепаратного мира, а когда будет договариваться с немцами, пусть пообещает, что мы на самом деле подпишем сепаратный мир и пойдем на уступки, даже на территориальные уступки. После прихода к власти в России, разумеется. Да я пол-России уступлю, лишь бы ми…овая…еволюция победила.
– Но как же отдавать территорию немцам, ведь Россия - это наша страна, что о нас скажут потомки? – чуть слышно произнес Луначарский.
– Наплевать на Россию и русских дураков. Нам нужно изменить мир. После завоевания России мы двинемся в Польшу, Германию, Францию, а там и до Америки доберемся. Трудящиеся массы нас поддержат, в этом нет, и не может быть сомнения. Я начал работать над книгой «Государство и революция», где изложу свои мысли, как нам править огромной страной, страной дураков. Это будет мой самый выдающийся труд. Потерпите, товарищи: начало здесь, а окончание в России. Все, товарищи, за работу. А вы, товарищ Ганецкий, задержитесь.
Все великие революционеры отправились паковать чемоданы, а Ганецкий, как только они остались тет-а-тет с вождем, с радостью как это он делал всякий раз, доложил:
– В нашей партийной кассе не пять, а восемь миллионов, Владимир Ильич. Парвус, этот великий стратег, прислал недавно три миллиона. Мне кажется, вы его недооцениваете. Ну что там Дзержинский по сравнению с Парвусом? Дзержинский может только стрелять, он террорист, а Парвус - неиссякаемый денежный мешок. Это денежный мешок революции. Народные массы со штыками в руках, а эти штыки надо не только национализировать, но и закупить, пока мы еще не у власти, все равно массы нуждаются в пище, ночлеге и прочем. Им не чужда и клубничка, Владимир Ильич, сами знаете. Если мы обеспечим революционеров всем тем, что я только что перечислил, они будут хорошо воевать с мировой буржуазией.
– Хорошо, убедил ты меня, Ганецкий, будущий министр финансов.
– Да мне портфель министра финансов не нужен, Владимир Ильич, мне достаточно должности кассира, вашего кассира, Владимир Ильич. Пока я буду рядом с вами, вам не придется беспокоиться, где взять деньги и я надеюсь, не буду обижен, не так ли?
– Не болтай, Ганецкий. Срочно отправляйся к Парвусу и без реализации наших идей, не возвращайся. Помни: момент настал и этот момент упустить нельзя. Народы не простят нам этого. Промедление смерти подобно.
Ганецкий почесал бородку, потом вскочил, будто под ним загорелось кресло, и выскочил, оставив широкополую шляпу, которая немного скрывала пейсы. Ильич расхохотался, взял широкополую шляпу и выбросил в мусорное ведро.
Парвус не сидел, сложа руки. Он выдвинул еще один привлекательный аргумент перед Германским руководством: большевики во главе с Лениным обязуются расчленить Россию на маленькие отдельные княжества, то есть, республики и тогда эта страна никогда не будет представлять опасность для Германии. С этим доводом согласились не только в генеральном штабе, но и сам кайзер Вильгельм Второй.
И Ленину был предоставлен кредит в размере сто миллионов золотых марок, с выплатой в два этапа на великую миссию − расчленить Россию на части, деморализовать ее население, разрушить промышленность и сельское хозяйство. Надо, чтобы Россия в течение столетий не представляла никакой опасности для Германии, ни в военном, ни в экономическом отношении. Пятьдесят миллионов марок, полученных авансом − это огромная сумма, она поступала в адрес большевиков до переворота, и после переворота через Ганецкого и его сестру Суменсон, которые находились вблизи российской границы.
Ленину же выделили на дорогу двадцать четыре тысячи и бронированный вагон. В этот вагон поместилось еще около тридцати евреев. Они были необыкновенно счастливы, улыбались. Ленин же с Инессой Арманд занимали отдельное купе.
А пока шла подготовка к отправке и только в 15 часов 27 марта 1917 года тридцать два молодца еврейской национальности во главе с Лениным отправились на железнодорожную станцию в Швейцарском городе Цюрихе.
Ленин категорически запретил покупать билеты на немецкие марки, полагая, что они сядут в обычный вагон и могут быть арестованы на территории Германии, как русские, но Парвус заверил в том, что им никаких билетов не нужно. Однако здесь состоялась небольшая манифестация, посыпались возгласы: предатели, немецкие шпионы.
− Скорее, скорее, товарищ Парвус: время − деньги, революция ждать не может, революция нас ждет, пролетариат зовет, я слышу их голоса.
− Вы под опекой Парвуса, − сказал Парвус. − Надеюсь, вы меня не забудете.
− Какую должность ты хотел бы занять, товарищ Парвус? − спросил Ленин, глядя своему спасителю в глаза. − Секретарем? А куда я дену Джугашвили, что грабил банки в Тифлисе ради революции, мировой революции?
− Я удовольствовался бы должностью управляющего российскими банками, − сказал Парвус.
− Будет образовано специальное банковское министерство, и ты получишь портфель министра в революционном правительстве, товарищ Парвус, − сказал Ленин.
Все пассажиры были приятно удивлены, когда их завели в специальный бронированный вагон с узкими продолговатыми окнами, где им никто и ничто не угрожало. Никаких проверок, никаких посторонних лиц. Ленин с Парвусом и Апфельбаумом тянули пиво и объедались всякими вкусными блюдами, несмотря на то, что простые немцы испытывали трудности в элементарных продуктах питания. Все пассажиры были веселы и довольны, за исключением Инессы Арманд, так как Ленин не посадил ее рядом с собой − Надя, законная супруга Ильича в этот раз заняла ее место.
Вдруг Ленин стукнул себя по лысине и громко произнес:
− Конспирация! Конспирация! Надя, где дамское платье, я должен переодеться в дамское платье. И парик мне нужен, лысину прикрыть, − где все это, черт возьми?
Надя что-то готовила, кажется, все было готово ко времени отъезда, однако она не думала, что так быстро, что сейчас, сию минуту, может понадобиться такой конспиративный костюм и заморгала глазами.
− А зачем переодеваться, товарищ Ленин? здесь все свои. Вот когда будем пересекать границу Германии.
− Мы в Стокгольм? Товарищ Парвус, мы в Стокгольм, нас не обманули? Надя иди, тащи дамское платье, я хочу стать дамой.
− Да вот уже скоро, − подтвердил Парвус. − Ладно, можно переодеться. Только Владимир Ильич, как бы это сказать…, вы должны больше походить на старушку. А вот и Надя. Позвольте я займусь вами, надо хоть как-то выглядеть.
− Я не должен выглядеть буржуем, Ганецкий меня не узнает. А мы должны у него получить 60 тысяч крон на …мировую революцию, га…га...га…га!
В десять часов утра 31 марта Ганецкий встречает эмигрантов на вокзале в Стокгольме. Он присматривается ко всем с опаской, что это не те люди и только, когда старушка с прищуренными глазами подняла руку и произнесла: да здравствует мировая революция, обрадовался и бросился обнимать Ленина.
− Деньги на бочку, − потребовал Ленин. − Надо заправиться, пивка попить, закупить женскую одежду и всякие там сладости, поскольку в этой дикой стране ничего нет. Прилавки пусты, одна марксистская литература продается.
− Владимир Ильич! вот мешок, тут больше…
− А, моя матушка прислала? она должна за прошлые три месяца, ты напоминал ей об этом, ты писал, что ее сын, вождь мировой революции нуждается, голодает и даже вынужден ходить в женской одежде? Ты писал ей об этом?
− Зачем писать? у нас миллионы на счетах. Немцы щедрый народ. Пусть ваша матушка отдохнет немного, пожалейте ее.
− Гм, ей это может понравиться. А что, если немцы откажутся. Что тогда делать. Ну, ладно, давай мешок. Апфельбаум, где ты? Пойдем, пройдемся по магазинам. Иди, я буду держаться за твою руку, и прижиматься к плечу. Я − революционная старуха. Это архи важно.
Ганецкий оттащил Ленина в сторону и стал шептать ему на ухо:
– Парвус собрался ехать с нами в Россию. Вы, должно быть, не в духе сегодня. Это же Парвус, а не какой-то там Коба. Пятьдесят миллионов получены благодаря Парвусу. Парвус − это вы, а вы это Парвус. Без него мы не получили бы деньги на издание газеты «Правда» и других газет, а также на оплату стрелкам. Кто будет стрелять − тому сто сорок золотых рублей, кто будет кричать «ура» − тому восемьдесят рублей, кто возьмет красный флаг в руки…. Как брать Зимний, Владимир Ильич?
-– Возьмем, а дело Революции не должно быть запятнано грязными руками, товарищ Ганецкий, – грубо рявкнул вождь, сплёвывая. – Революция не должна вспоминать Парвуса, она обязана его вычеркнуть из памяти народа. Пойдем в магазин, мне нужно купить пару штанов, мои штаны прохудились в районе мотни. Это Инесса виновата. Э нет, это империалисты виноваты. Ганецкий, ты дрожишь? Приди в себя, черт бы тебя подрал, что ты за революционер? А то отправишься к Парвусу. Что у тебя еще?
– Владимир Ильич, один дельный совет, если позволите.
– Валяй.
– Так как мы скоро окажемся в России, а великий, нужный, сообразительный Парвус останется здесь, то вам нельзя предстать перед пограничниками в настоящем виде: вас сразу узнают и могут арестовать.
– Сколько у тебя паспортов на другие фамилии? – спросил вождь.
– Дело не в паспортах. У меня двадцать паспортов в запасе. И пять на вас, Владимир Ильич. Вы можете значиться Куцоцацом, а вдруг вас узнают? Поэтому я предлагаю ехать в этом платье, чтоб походить на старуху в сгорбленном виде с паспортом на имя Пескодайки, предстать перед русскими пограничниками. Да и перед шведскими тоже. Надо парик с длинными седыми волосами, сменить женскую обувь, не мешало бы выбить один зуб, а то и два и утверждать, что вы – моя прислуга.
– А как же моя бородка? – спросил Ленин.
– Ее придется сбрить, лицо намазать толстым слоем крема, да еще навести морщины на шее и на щеках. Это все надо сделать во имя мировой революции. Революция не может остаться без вождя.
Ленин помолчал, затем зашел в кубрик и сказал:
– Товарищи, мы с Ганецким отправляемся на конспиративную квартиру.
– Мы вас не можем отпустить одних,– завопил Радек.
– В качестве охраны можно послать товарища Зиновьева или Дзержинского.
– Дзержинского, Дзержинского, – поддержали все.
– И я хочу, – расплакалась Инесса Арманд.
Три еврея отправились в салон красоты, изложили свои революционные идеи по поводу внешнего вида вождя, но массажисты и парикмахеры только пожали плечами: дескать, у нас салон красоты и мы никак не можем сделать из порядочного человека урода.
– А это и есть урод, – произнес Ганецкий, показывая на Ленина и доставая пачку с деньгами. – Сделайте его настоящим уродом, но так, чтобы вся Россия ему аплодировала.
Сказано - сделано. Ленин вернулся в кубрик и его никто не узнал.
– Вы что, подменили вождя мировой революции на старуху? Да мы вас тут же повесим. Да это же настоящее чучело. Еще хромает на одну ногу. А воняет как, ужас!
– Това…ищи, работа сделана классно. Ни один царский сатрап меня не узнает. Да здгаствует социалистическая еволюция!
Дружки вскочили с мест и начали подпрыгивать, а Сокольников, так и не рассекретивший свое еврейское имя, распустил ремень на брюках и стал приставать к революционерке Лилиной. Революционерка схватила его за сучок и потащила в тамбур. Инесса тоже приблизилась к Ленину, но ее остановили.
– Да это же однополая любовь, это лесбиянство, нельзя допускать таких брачных связей, – не выдержала товарищ Надя.
– Товарищ Надя, не беспокойтесь. До свержения царизма пролетарские массы…, короче, пусть сношаются. Пойдем, Инесса. У нас с тобой отдельный номер.
Вождя и его подружку сопровождали друзья громом аплодисментов.
6
Ленин вместе с группой иммигрантов, что прятались, как мышки в норках, сели на поезд в Стокгольме и через Финляндию, поздно вечером 3 апреля прибыли в Петроград.
У вождя был пикантный вид. Задолго до прибытия в столицу России, он не снимал с себя женскую одежду. Инесса хохотала над ним, но, понимая, что ее любовник необычный человек, мирилась с его причудами, хотя они и шокировали ее трусостью вождя мирового пролетариата. Она все боялась, что его соратники сговорятся и изменят ему и выкинут на ходу где-нибудь в районе пустынной местности. Она все присматривалась к соратникам, не крутит ли кто пальцем у виска? В этом случае могут решить: зачем нам нужен, такой трус? Но Ленин переживал по этому поводу меньше всего: два, или три мешка с деньгами были в его руках, договор с Германией, пусть на одной страничке, был в его внутреннем кармане. Только по его распоряжению, только по его просьбе, немцы будут посылать своих солдат, переодетых в пролетарские кожанки, а то и в офицерскую форму русской армии для организации переворота в Петрограде. Без его, без вождя, никто из соратников ничего не стоит. На самом деле, оно так и было.
− Не переживай, − сказал он Инессе. − Даже если я останусь совершенно голым, и меня будут переносить, завернутого в простыню с места на место, я все равно останусь вождем. Все карты будущего переворота в моих руках, как мышонок в тисках.
Инесса вздрогнула и закивала головой в знак того, что она согласна и больше не задавала вопросов. Она боялась не только задавать очередной вопрос, но и услышать на него ответ, ведь ответ всегда приводил ее в дрожь, словно ее возлюбленный, отвечая, игрался с небольшой игрушкой, начиненной взрывчаткой, и из которой могла вылететь птичка и переломать кости всем революционерам, включая и вождя мировой революции.
Лучше заняться, чём-нибудь другим, например, развернуть выдающийся труд вождя под названием «Что делать?» и сделать вид, что ты увлеченно читаешь.
Едва поезд сделал остановку у Финляндского вокзала, как два дюжих латыша зашли в вагон, взяли вождя на руки в женском одеянии, как петуха с обрезанными крыльями, вынесли из вагона и поставили на ноги у Финляндского вокзала. Ленин что–то бормотал себе под нос, как выяснилось вскорости, готовился к исторической речи.
Но вместо этого, его просто похитили и едва ли не силком препроводили в «царскую» комнату, где его официально приветствовал председатель Петроградского совета Н. С. Чхеидзе и министр труда М. Т. Скобелев, оба меньшевики. Ленин выпучил глаза и отвернулся, глядя в потолок, будто все происходящее ни в малейшей степени его не касалось. Он не хотел вступать в разговор с кем бы то ни было.
˗ Мне броневик, ˗ потребовал он. – Я должен произнести историческую речь для пролетариата России и всего мира.
– Пожалуйста, – разочарованно произнес председатель Петроградского совета Чхеидзе.
Два латыша снова взгромоздили его на руки и пока из гнилых досок сооружали трибуну, он гундосил себе под нос, потом убежал за угол, омочил его струей и еще трижды произвел канонаду.
Трибуны, как таковой не получилось, ему предложили стать на чуть подгнившие доски, во многих местах подпертые колышками, загнанными в землю кувадлами. На этих досках стояли две пустые бочки вверх дном. На бочки положили еще две доски, − получилась возвышенность именуемая трибуной.
Но коротышку пришлось поднимать. Став опять же на доски, и положив конспект снова же на доски, взгромождённые на бочки, вытянул руку в небо и стал произносить свою первую в России сумбурную речь.
− Да зд…гаствует социалистическая …еволюция!!!
Извозчики и гуляющие подумали, что какая-то сумасбродная баба смешит собравшихся людей. Никто и подумать не мог, что там, на этом самом месте, будет поставлен памятник, что этот памятник перекочует во все учебники для школ и высших учебных заведений, что воображаемый памятник будет доведен до ума скульпторами и художниками и растиражирован в сотнях миллионов экземпляров. Этот высосанный из пальца памятник породит целые отделы культуры и исторических нововведений, из него вылупятся тысячи экскурсоводов и все школьники великой страны начнут стекаться в Ленинград, чтобы полюбоваться чудовищем на площади лжи.
Сумбурная речь маленького человечка с поднятой вверх рукой, будет трактоваться как призыв к мировой революции, о которой не думал даже Батый.
Ленин выразил благодарность рабочим, солдатам и матросам за их «смелые шаги», якобы положившие «начало социальной революции в международном масштабе». А закончил свою речь подстрекательным лозунгом: «Да здг…авствует социалистическая …еволюция!».
Этот лозунг был по существу провокационным, он не имел никакого влияния на обстановку в Петрограде.
Лживая коммунистическая пропаганда разнесла миф о том, что, дескать, весь народ Петрограда обрадовался возвращению вождя в Россию, как супруга возвращению блудного мужа с восьмью маленькими сыновьями, четыре из которых на руках, а четыре держатся за юбку и просят: хоцу кусать.
А вождь, еще не состоявшийся мировой революции, но которая обязательно состоится, в чем не может быть никакого сомнения, Ленин получал миллионы писем от трудящихся из разных уголков. Говорят, что это такая же правда, как то, что вошь кашляет.
Уже на следующий день Ленин развернул бурную деятельность в столице, он везде выступает с «Апрельскими тезисами», которые никто не принимает и не поддерживает. На этот час большевики не пользовались авторитетом в обществе.
Надо признать, что не все соратники были согласны с Лениным по многим вопросам и по «Апрельским тезисам» в частности. Они еще не были узурпированы Лениным, они еще не знали своего будущего вождя.
В прессе появились статьи с обвинением в адрес вождя большевиков Ленина в шпионаже, в пользу Германии и предлагали начать расследование. Как так, за какие заслуги Германия выделила ему и его банде бронированный вагон и разрешила проезд через свою территорию, находясь в состоянии войны с Россией?
Ленин даже растерялся, как всякий трус, а вождь был необыкновенно труслив, но на этот раз решил не сдаваться, не говорить правду кому бы то ни было. И вообще по его глубокому убеждению, правда ˗ это буржуазное понятие, а его партия, партия Ленина отвергает любой постулат буржуазии. Он помногу раз выступал на всяких партийных ячейках, убеждая в своей преданности делу революции.
Он строчил статьи и призывал пролетариат к свержению Временного правительства. Но ему не верили, его покидали. Тогда он решился на очередную хитрость. Путем уговора и подкупа, благо немецких денег в партийной кассе было полно. Ему удались собрать около четырех десятков человек, и они согласились провести, так называемую, Петербургскую общегородскую партийную конференцию. Несколько человек никак не могли угомониться, все поднимали руку и спрашивали:
− Господин Улянов-Бланк, что это за общегородская конференция в составе сорока человек, объясните нам.
− Товарищи, не беспокойтесь. Пятьсот тысяч за дверью. Им тут не поместиться. Поэтому я говорю громко, так чтоб все слышали и вас призываю к этому же. Итак, капитализм − враг народа, социализм и коммунизм − светоч всего человечества. Власть надо отобрать у капиталистов и передать в руки Советов рабочих и солдатских депутатов. Учредительного собрания не допустить, оно враждебно социалистической революции. Конец, товарищи.
− Кому конец?
− Буржуазии, не нам, конечно. Конференция закончена. Да зд…гаствует…
− Да будя брехать…
В прессе, которую издавали коммунисты на немецкие деньги эта конференция, равно как и выступление вождя на «броневике» в женской одежде превозносилось до небес.
В непростой ситуации оказался Ленин в Петрограде. Широкая общественность была враждебно настроена против него за антигосударственную деятельность. В его адрес был направлен шквал критики. Вот что писала газета «Речь» 5 апреля: «Гражданин Ленин и товарищи, торопившиеся в Россию, должны были раньше, чем выбрать путь через Германию, спросить себя, почему германское правительство с такой готовностью спешит оказать им эту беспримерную услугу, почему оно сочло возможным провезти по своей территории граждан вражеской страны, направляющихся в эту страну? Ответ, кажется, ясен. Германское правительство надеется, что скорейшее прибытие гражданина Ленина и его товарищей будет полезно германским интересам, оно верит в германофильство вождя большевиков. И одной возможности такого ответа было, по нашему мнению, совершенно достаточно, чтобы политический деятель, направляющийся в Россию во имя блага народа, не воспользовался этой любезностью. Думаем, что русскому политическому деятелю, каких бы взглядов он ни держался, путь к сердцу и совести народных масс в России не идет через Германию».
Это явный намек на шпионскую деятельность Ленина, но пока что всего лишь намек. Разведка в России в то время не была столь мобильной, как скажем сейчас, когда пишутся эти строки.
Но Ленин появлялся со своими выступлениями на каждом форуме в трудное время, когда в столице России беспрерывно шли собрания, принимались всякие заявления, резолюции, часто противоречащие одна другой.
Со свертком под мышкой Ленин прибежал в одно учреждение, где проходил съезд крестьянских депутатов, но ему преградили путь.
− Кто вы? уже поздно. Надо приходить вовремя, − сказал охранник.
− Я вождь ми..овой …еволюции, − не растерялся Ленин. – Вон мой мандат! У меня много мандатов…на шестидесяти языках. Пропусти, получишь на пиво.
− Пошел подальше, вождь. У нас теперь каждый второй бандит − вождь. Провокатор, небось. Чичас придут жандармы, свяжут тебя и поведут в участок.
− Не надо, прошу вас. Вот сто марок… на сигареты, на кофе, на девочек и на две бутылки пива. Кто у вас там так громко произносит речь? Это что за съезд? Там члены партии?
− Это съезд крестьянских депутатов, балда. Давай двести марок: сто мне, сто ему и проходи. Только не постреливай, навонял тут.
− Очень хорошо, очень хорошо. Я тоже буду выступать… по поводу кулаков. Надо отобрать у них землю.
− Ты что − дурак? А нас кто будет кормить, ты знаешь? Э, ничего ты не знаешь…. Проходи быстрее пока я держу опущенными глаза и не вижу тебя, хорек плешивый.
Такое пролетарское обращение не смутило Ленина. Он попытался проскочить, но его остановил окрик охранника.
− А, обещанное где? Ну-кась, стой.
− Замешкался, замешкался. Меня трибуна зовет. Вот вам, ребята, еще пятьсот марок, честное слово замешкался. И это архи плохо, товарищ.
− А, товарищ? Гм, не понять, то ли баба, то ли мужик. Давай пятьсот и проходи, товарищ, га˗га˗га!
Ленин проскочил в заполненный зал и тут же направился к президиуму.
− Я вождь мировой революции Ленин. Не удивляйтесь, товарищи. Я выступаю вторым.
− Ну, если ты вождь − садись, − сказал председательствующий. – А, по поводу выступления, посмотрим. Сиди пока, не рыпайся.
Едва первый выступающий Володин закончил свою речь, Ленин тут же, не дожидаясь объявления о предоставлении слова следующему оратору, захватил трибуну и начал нести всякую чушь.
− Товарищи! Революция, а где революция там контрреволюция: земля крестьянам в цветочных горшках, мир народам после победы коммунизма во всем мире, фабрики и заводы рабочим, после их смерти, а пока что они имеют право там работать и что ими руководят не капиталисты, а революционные массы с ружьями наперевес. Что не так ˗ пиф˗паф, или в каталажку и прямо в Сибирь. Там, знаете, очень хорошо: я сам сибиряк. Я кончил. Будут ли вопросы?
− Как понять: земля в цветочных горшках?
− Очень просто. Крестьяне же разводят цветы. Где они разводят? в горшках. А что в горшках? Земля. Каждый крестьянин имеет право на землю в цветочных горшках. Крестьян в России много, миллионы. Представляете, сколько тонн земли они израсходуют для того, чтоб наполнить горшки и посадить цветы. Понятно, товарищи? Далее. Я предлагаю грабить кулаков, отбирать у них землю, имущество. Кулаки − ваши враги.
− Ты что, рехнулся, лысый черт. Кто народ будет кормить? И что это за философия Иуды: земля − крестьянам в цветочных горшках? Братцы, гоните этого прихвостня, не пускайте больше на собрания, и не давайте ему слова.
− Ха, я сам взял слово. Я представитель пролетариата, я его вождь. Я вождь мировой революции, а вы заражены философией кулачества как класса. А земля все равно принадлежит крестьянам, они на ней будут трудиться в поте лица... все вместе, в коллективных хозяйствах, там будут получать пайки. Каждому крестьянину паек в зависимости от того, как он будет трудиться, сколько норм будет выдавать на гора. Долой кулаков, долой капиталистов.
В Ленина полетели яйца. Откуда взялись эти яйца, никто не знает. Ильич потом в кругу своих единомышленников хвастался, что это из уважения к вождю рабочих и крестьян.
− Э, крестьяне, как и пролетариат всего лишь навоз истории, − сказал Бронштейн-Троцкий. − Их надо уничтожить, выбросить этот навоз, пусть удобряют землю. А Россию надо заселить евреями. А потом, постепенно уничтожить поляков, немцев, французов и снова заселить евреями.
− Нас не хватит, − расхохотался Ленин.
− Распорядимся. Пусть еврейские девушки ходят раздеты, бросаются на шею евреям из Европы и Америки и больше рожают. Мы разрешим снять с себя одежду, пусть расхаживают по улицам и площадям и хватают мальчиков. А почему бы нет, Владимир Ильич?
− Я тоже над этим думал, но гусских будем уничтожать постепенно. Мы этих дураков вооружим и двинем сначала на поляков, потом на немцев. При их помощи завоюем Европу, а потом посмотрим. Ты, Бронштейн, не торопись, а потом как говорят украинские дураки: не лезь вперед батьки в пекло.
− Ты, коротышка, не задирай нос. Я не меньше сделал для пролетариата, чем ты и мой авторитет в партии огромный, −не сдержался Бронштейн.
− Именем мировой революции молчать, − выкатил глаза Ленин. − Дзержинский! подать сюда Дзержинского. Контрреволюция на носу. Ты, Бронштейн, − контрреволюционер, − громче обычного закричал Ленин.
− Ну, ладно. Евреи ссорятся – все равно, что мирятся, − примирительно произнес Бронштейн и схватился за брючный ремень.
− Мне секс не нужен, у меня Инесса есть и то я не знаю, куда ее девать. Но ты не думай, я не против однополых браков. Пролетариат должен быть свободен в выборе формы секса.
Кацнельсон застегнул брючный ремень и обнял своего друга Ильича.
− Ты знаешь, я тебя безумно люблю и потому жду взаимного ответа, взаимной любви в чисто политическом плане. Вот, допустим, мы победим, мы эту дикую страну заселим евреями, но евреи тоже нуждаются в руководстве. Я тебе уступаю первенство, но ты не вечный, можешь помереть в любое время. На тебя может быть совершено покушение, могут застрелить, повесить, и тебя нет. А мир останется без вождя, − как так? Это невозможно, это недопустимо, это аморально. Чтобы избежать этой всемирной катастрофы, нужен наследник. И этим наследником может быть..., я могу быть. А ты не готовишь меня в приемники, ты все мимо. Ты поглядываешь на Апфельбаума, а на меня нет. Ноль внимания великому человеку, каким являюсь я.
− Это мое дело на кого мне поглядывать. Апфельбаум, например, пишет за меня мои великие произведения, своего рода инструкции для всего человечества. А ты, Кацнельсон, мне только пятки лижешь. Одними фразами отделываешься. И то у меня крадешь.
− Володя, Бланк, дорогой! с тебя пример беру. Лозунг: мир − народам, фабрики и заводы − рабочим, земля − крестьянам, ты тоже украл у эсеров и во всех статьях приписываешь себе. Так что - баш на баш.
7
Где-то за месяц до июльских событий, когда большевики во главе с Лениным собирались взять реванш и проводили агитацию везде, где только могли, не брезгуя домами терпимости, в Россию неожиданно нагрянул Парвус. Это был тот самый Парвус, который соединил Ленина с Германской разведкой, а впоследствии уговорил руководство страны направить его в Россию для совершения государственного переворота, снабдив его солидной суммой денег.
Парвус − это единственный человек, неповторимый авантютрист, который доходчиво и убедитльно рассказал о связях Ленина с немецкой разведкой: он знал все нюансы этих связей. Свои убедительные слова он подтвердил многочисленными документами, неизвестно как добытыми в сейфах разведки. А теперь Парвус для Ленина оказался крайне нежелательным гостем.
Ленин надеялся на то, что его расписки в договоре о сотрудничестве, в получение денег и даже наличие немецкого паспорта никогда не будут преданы огласке, потому что это государственная тайна. А вот Парвус − живой свидетель. Владимир Бланк сразу заволновался, забеспокоился и даже думал напялить на себя женское платье в случае появления незваного гостя, но Парвус не лыком шит, пришел в самое неподходящее время. Без согласования, без предварительной договоренности, почти без ведома того, к кому он держал путь в надежде, что его встретят с хлебом–солью.
***
Едва утреннюю мглу прорезал первый солнечный луч, отражаясь на лысине вождя через не зашторенное окно, как раздался тройной стук в оконную раму. Стекла зазвенели, задребезжали, но выдержали, не рассыпались.
− Именем мировой революции, подождите, − сказал Ленин, вскакивая с кровати в длинной женской сорочке почти до пят и прикрывая простыней обнаженное тело Инессы Арманд.
- Пусти! − твердо произнес едва знакомый человек, сжав кулаки.
− Парвус, ты? какими судьбами и в такое время? Это архи рано. Ты знаешь, я тут с куколкой немного побалуюсь. Она так соскучилась по мужской ласке, всю ночь спать не давала до самих петухов. Посиди на скамейке под деревом. Ты не голоден? Там рядом водонапорная колонка, качни два–три раза, глотни холодной водички разика два. Но не больше. С меня за воду берут деньги. Часиков в двенадцать я к тебе выйду, выслушаю тебя. Поговорим о мировой революции, хотя все вопросы уже согласованы и определены. Ты нигде там не значишься, зачем было срываться в такой далекий путь при неблагоприятной обстановке, Парвус– Кочегарвус? Или ты денег привез? Если привез, то сейчас выйду. Вот у меня тут мешки пустые, а их нужно наполнить…для нужд мировой революции.
− Я… я пришел просить…
− Просить? ты у революции собираешься просить? Это революция у всех просит, пока не победит. А когда победит, она начнет вырезать тех, кому больше должна. Тех, в первую очередь. Усек?
Инесса слушала разговор своего слабеющего любовника с каким-то неизвестным человеком, и когда он вернулся к ней, спросила:
− Кто это был? так рано. Что-то случилось?
− Да этот паршивый жид Парвус решил поймать меня за шкирку. И подкараулил. Всю ночь, должно быть, не спал, каналья. Деньги ему, видите ли, нужны. Лидер мировой революции никому ничего не должен. Я ему ни гроша не дам. Не дам и все тут. Совесть не позволит, ах ошибся, совесть – это буржуазное понятие, пролетариат отвергает любую совесть. А Парвуса я должен спровадить. Если не удастся мирным, то революционным путем. Его найдут где-нибудь в канаве с перерезанным горлом, как террориста, порывавшегося подложить бомбу под входную лестницу Керенского. Он, видите ли, претендует на должность в новом правительстве, а может и на мое кресло замахивается…
− Ну не горячись. Во-первых, он не жид, а еврей и ты тоже еврей.
− Я? я…немец, в крайнем случае, гусский, черт подери.
− Но мать же у тебя чистокровная еврейка.
− Мать? я с матерью ничего общего не имею. Она высылает деньги на мировую революцию и хватит. Это ее долг, так же, как и твой долг ублажать вождя мировой революции. А во-вторых…
− А то, что Парвус выклянчил у Германии для тебя и твоей революции свыше пятидесяти миллионов марок. При мне он отдал тебе пять, из которых два миллиона ты мне вручил для поездки во Францию. Как так можно? У меня есть десять миллионов марок, я подарю ему. Ты…ты просто негодяй. И как это я с тобой связалась?
− Ну, не сердись. Инессочка, моя дорогая, не зли меня, − я ведь, и удушить могу…во имя мировой революции, − сказал Ленин и расхохотался. − Я…я выполню все твои требования. Только я не хочу его видеть в России. Он опасный человек, он может стать моим конкурентом, ты понимаешь это, Инесса? Ты как-нибудь посоветуй ему, пусть убирается в свою Германию. Там мы с ним встретимся. Как только мы завоюем эту дикую страну, а потом Польшу, а за Польшей Германию. Пролетариат и Германию освободит от ига капиталистов. Вот тогда я его разыщу. А пока он мне только мешает. И, кроме того, он свидетель.
− Свидетель чего?твоих неблаговидных дел?
− Это тайна, матушка, тайна за семью печатями, я не могу ее выдать… даже тебе.
Инесса встала, быстро оделась и не стала будить Надежду, законную жену Ленина, в обязанности которой входило не только уборка, стирка и бесконечная покупка продуктов, но и приготовление пищи, − она сама стала у плиты. А когда надо было выйти на улицу вынести ведро с помоями, она позвала Парвуса в дом.
− Вы не серчайте на Володю, − сказала она как можно мягче, − он все время нервничает. Его идеи пока никто не одобряет, его выступления чаще встречают хохотом и даже яйцами его закидывают. Но, тем не менее, Володя активно готовится к захвату власти в начале июля месяца. У меня десять миллионов накоплений, я вам их отдам, а вы возвращайтесь в Германию. Я вижу: вы не найдете общего языка с ним. Как всякий гений, он очень сложный, очень трудный человек. Я его терплю из последних сил.
− Ваш Володя, конечно же, уникальный человек. Если бы не моя помощь, его бы сейчас не было…тут. Деньги, которые я выхлопотал у самого Кайзера Германии, дали ему возможность переехать в Россию через всю страну. Но я вижу, он здесь может проиграть: он делает одну ошибку за другой. Это недопустимо.
− Парвус, ты о себе позаботься, − сказал Ленин, неожиданно появившийся на кухне в длинном красном халате с красными глазами и задранной кверху бородкой, подслушав разговор. −Ленин, то есть я, сам знает, как ему поступать и с такими холуями, как ты, ему не о чем говорить.
− Владимир Ильич, ну зачем так горячиться? Я не навязываюсь, я с предложением, кстати, весьма важным для тебя и революции в целом.
− А у меня встречное предложение, голубчик Парвус, − заложив руку за отворот халата и все ближе приближаясь к лицу гостя, и все наглее сверля его глазами-буравчиками, − вещал Ленин. − Сейчас я и Инесса, мой товарищ по партии, переводчик моих гениальных трудов на французский язык, жалуем тебе десять миллионов с процентами, и ты смазываешь пятки салом и катишься колбасой в свою Германию и впредь там остаешься до особого распоряжения. Ты понял, Парвус? Повтори: понял или нет? я жду пять минут. Эти пять минут для тебя больше пяти лет, нет, пятидесяти лет. Ну, говори, падло.
Ленин вдруг взял кухонный нож и приставил к горлу Парвуса.
− Считаю до трех. Ррраз! Д…
− Блат, мат, что тут дэлат гость, − неожиданно вошел Джугашвили, поправляя ремень на шинели.
− Это мой сторож, я ему немного задолжал. Просто забыл рассчитаться вовремя, теперь он требует долг, с процентами, каналья. Я как порядочный человек должен буду согласиться. Инесса, иди, доставай свой кошелек, кажись, ты хотела выручить меня, а то я вчера после конференции, где я двадцать раз выступал, подвергся ограблению. Все, что у меня было, все деньги, принадлежащие партии, у меня похитили. Хорошо, еще жив остался. Инесса, ну чего ты сидишь, как клочка на яйцах?
− Ти, кто ти есть? ти дэнга привез на революций?
− Я − Парвус, спонсор революции. Все деньги, что у меня были, я отдал на борьбу за права трудящихся и еще у кайзера Германии для вас выхлопотал, сколько мог. А теперь…я банкрот. У вас мешки с деньгами, помогите спонсору.
− Ми тебя повесить, − холодно произнес Джугашвили. − А может отрезат голова, − как ти посоветуешь, Илыч?
Он уже собирался схватить за шиворот бедного Парвуса, но тут вошла Инесса с инкрустированной шкатулкой и произнесла:
− Вот, Парвус, мы тебя выручаем. Здесь десять миллионов марок.
Парвус схватил коробку и спешно направился к выходу. Ленин вскочил, как ужаленный, попытался догнать его, чтоб ударить ногой в седалище спонсора, но не успел.
− Эх, каналья, не успел, − произнес он и расхохотался.
8
− Плохо есть наш дэло, − сказал Джугашвили - Сталин. −Я слышать такой лозунг. Этот лозунг сказат одын рабочий на собраний Нарвский застава: Лэнын надо повесить.
Ленин побледнел, у него стали трястись руки, и даже колени. Струйка слюны соединила его рот с коленкой, он, молча, схватился за голову и готов был зарыдать, но Сталин его выручил.
− Ест и хороший новост. Ми получит еще 260 тысяч помощь от Германия. На этот дэнга можно издат 41 наименований газет на разный язык. Через этот газет запустит агитация под лозунг: Долой Временное правительство! Ти как думаешь, Илыч?
− А еще, еще какие вести, добрые вести, ты их не скрывай от меня, Коба! Я великий теоретик, любое свободное время использую для написания статей. Эти статьи должны попадать в массы. Массы их изучают и действуют согласно моим указаниям. Это при условии и это архи важно, что меня не повесят. Я не хочу, Коба. Я не имею право поддаться на провокацию. Повесить вождя мировой революциии! Да это же преступление перед всеми народами, которых мы собираемся освободить от ига империализма. Закупи мне еще с десяток женских платьев.
– Так ти уже сидишь в платье женском и это есть немного смешно, Илыч.
–Но Коба, конспирация, еще раз конспирация. Вождь не имеет право рисковать. Тем более, что меня собираются повесить. Я не могу разорваться на десять частей. Члены моего ЦК разбрелись, кто куда, и толку от них пока никакого. Видать, они берут пример с меня и тоже хотят, чтоб им докладывали. В результате я остаюсь без информации. Я над этим давно и постоянно думал и решил самому внедриться в массы. Отсюда и призыв рабочего, что Ленина надо повесить. Я по тридцать раз выступаю на собрании, а потом тороплюсь на другое. Я лишен нормального питания. Бывает, на ходу ем жареный пирожок. А пирожки-то жарятся не на сливочном масле, а чаще на солярке. Инесса мне не помогает, она только в постели хороша, а я усталый, бывает, не гожусь для постели. –
− Ну, хочешь, я тоже пойду в массы…вдвоем с Надеждой Константиновной, − сказал Джугашвили.
− С этой слепой? Да от нее народ разбежится. Ты лучше с Инессой вдвоем. У тебя плохо с русским, а она будет переводить твои мысли.
− Илыч, не надо. У меня молодой девка, тоже зовут Надя, я у них жит на квартира, а мой Надя, этот молодэнкий дэвочка, как толко свет погас, тут же бежит на мой кроват под одеяло. А мнэ что дэлат, я нэ можэт устоять, я кавказский мужик. А твой Инсса…дла Лэнын, но не для Сталин.
Инесса, услышав эти слова, вздрогнула и наполнилась не то ненавистью, не то злостью, поднялась и ушла к себе в комнату. Ни Ленин, ни Сталин этого не заметили, у них продолжался трудный, но важный разговор.
− Коба, а еще что, еще новости у тебя, давай выкладывай, не молчи, молчание смерти подобно.
− У Временный правительство не все так хорошо. На фронтах, благодаря нашему СиКа, который проводит агитацию по разложению духа царской армии, начались сплошные поражения. Кое-где зафиксированы перебои со снабжением города продуктами питания…
− Смерти зафиксированы? надо чтоб пролетариат умирал голодной смертью, мы это будем использовать, это нам на руку. Коба, увидишь где, сообщай, а ежели этого не увидишь, задуши какую-нибудь бабу ночью, а мы напишем: с голоду померла. Ты меня понял, Коба?
− Моя это будэт исползоват.
− И Бронштейн, то есть Троцкий, тебе поможет. Он, вообще, тут собрался всех гусских дураков уничтожить и заселить Россию евреями. Но я пока на это не могу согласиться. Гусские дураки должны стать у нас подопытными кроликами. На них мы будем испытывать все методы революционной борьбы, все формы борьбы с попами, интеллигенцией, крестьянством и непослушным рабочим классом, если такой обнаружится.
− Я не знать Троцкий, кто есть такая Троцкий.
˗ Прохвост и я не знаю, где он. Меньшевик.
˗ Моя думат, что русский народ − хороший народ, он должен построить коммунизм и жить в этот коммунизм. Это будэт пример для остальных наций. Ти не поддавайся на жид. Сталин впервые смотрел на своего божка-жида Ленина недобрыми глазами, но Ленин тоже стал сверлить его дьявольским взглядом и Коба дрогнул.
− Ты, Коба, отправляйся в массы, собери все, что можешь и завтра мне доложи. Я жду тебя в восемь утра.
Действительно деятельный Коба обнаружил, что Петроград плохо снабжается продовольствием и товарами первой необходимости, а также нехватку сырья на промышленных предприятиях, нехватку топлива. В связи с этим произошли массовые увольнения рабочих по всему Петрограду.
Массы стали присматриваться к большевистским лозунгам, обещавшим рай на земле. Ленин словно преобразился. Из состояния уныния он быстро превратился в неугомонного борца за счастье каждого человека.
Тут и его правая рука Ганецкий (Фюрстернберг) преподнес ему королевский подарок. Это был план по захвату власти, разработанный германскими спецслужбами при большой поддержке немецких банкиров и выделения огромной суммы денег, предназначенной лично для сотрудника Ленина как сотрудника немецкой разведки.
Немецкий план предусматривал не только денежную помощь в размере пятидесяти миллионов марок, но и, что очень важно, помощь живой силой. Около трехсот тысяч штыков, которые побратаются с революционными отрядами, примут участие в революции. Это могут быть солдаты регулярной армии, это могут быть добровольцы, в основном евреи, это могут быть люди, выпущенные из тюрем.
Ленин обрадовался двум последним сообщениям, но он тут же подумал, что и в русских тюрьмах томятся разного рода преступники и их надо освободить как можно скорее. Их можно вооружить и направить, куда следует.
Кроме того, Ленин давно заметил слабость своего земляка Керенского, его нерешительность, его пустозвонство и нисколько не сомневался, что в первом же бою власть Керенского канет в вечность, а он без труда займет его кресло.
К концу июня Ленину доложили: солдаты частей Петроградского военного гарнизона подкуплены и готовы взять оружие в руки, чтоб свергнуть временное правительство.
− Инесса, ты остаешься в Петрограде, а я беру сестру Марию и мы уезжаем в Финляндию на хутор Нейвола. Это 25 километров отсюда. 29−30 июня военный гарнизон выйдет на улицы с оружием в руках, захватит арсенал, железнодорожные вокзалы, банки, мосты, почту, телеграф, военные штабы и арестует Временное правительство. После этого я вернусь в Петроград как победитель. Ты будешь встречать меня на площади. Кресло правителя России будет завоевано, га…га…га! Бонч-Бруевич встречал своего батьку на даче с распростертыми объятиями.−
– Два-три дня, − сказал Ленин, обнимая еврея Бонч-Бруевича и весело улыбаясь, − и мы снова вернемся в Петроград как победители, как Цезарь, который пришел-увидел-победил. Власть будет в наших руках, я займу царское кресло, а тебя сделаю…, кем же тебя сделать? Короче, подумаем потом.
Интересно то, что большевики во главе с Лениным обвинили правительство в беспорядках на улицах города. Дескать, это правительственные войска затеяли беспорядки, это они грабят магазины и стреляют в воздух. Философия эдакого невинного Иудушки, вынужденного защищаться, это и был главный козырь Ленина.
9
В самом начале июля, накануне неудачного восстания большевиков к Ленину явился Бронштейн, только что вернувшийся из Америки. Его сопровождали два дюжих молодца, они тащили мешки с деньгами.
˗ Владимир Ильич, тут два миллиона долларов, это нам с тобой на революцию жалуют американцы, но…
˗ Никаких но, ты против меня выступал, ты мой враг, соперник, меньшевик и всякая прочая сволочь, ˗ сказал Ленин, сощуривая левый глаз.
˗ Я решил со всем прошлым покончить…окончательно. Мы с тобой наведем порядок в России. К тому же влиятельные лобби Америки обещают поддержку нашей революции. Бери меня к себе, я кровью докажу на что я способен, кроме того мы… оба евреи, а где два еврея, русской обезьяне делать нечего.
˗ Гм, черт, точно. Поцелуй в пятку.
˗ В колено, не строй из себя хромо ножку, Ильич.
˗ Два миллиона маловато, Лейба.
˗ Обещаю двадцать.
˗ Надо же тебя записать в мою партию. Эй, Фотиева, запиши этого еврея в ленинскую партию.
˗ Есть, Владимир Ильич.
Это была историческая встреча двух великих евреев, один из которых заслужит бессмертие за миллионы погубленных им жизней, а второй будет убит топором в затылок, пятнадцать лет спустя.
***
Утром 3 июля на улицах Петрограда появились вооруженные солдаты 1-го пулеметного полка. Солдаты несли оружие, а всякий революционный сброд - плакаты, призывающие к свержению временного правительства. Так как восставшие пьяные солдаты и матросы не встречали никакого сопротивления, то они ограничивались только пальбой в воздух и уличными шествиями. А примкнувшие к ним коммунисты бросились грабить магазины, бить стекла и безобразничать, как обычно это делается во время любой революции.
Того же дня, 3 июля вечером, к Ленину приезжает коммунист Смирнов с докладом о том, что в Петрограде все идет, как по маслу. Ленин засобирался в путь. Он не мог допустить, чтобы кто-то другой присвоил себе победу.
− Друзья! пакуйте чемоданы и со мной в Петроград. Я каждому подарю должность, я вас приму в свою команду и вы по моему приказу приступите к делу. Нам надо устроить резню. Помещиков и капиталистов надо вырезать всех до единого. Нам нужна жилая площадь для пролетарских семей, для солдат Петрограда, которые вышли на улицу. Кто мыслит иначе? Никто? Это хорошо. Не люблю инакомыслия. Вождь для того и существует, чтобы мыслить, а массы для того, чтоб исполнять.
Бонч-Бруевич хотел остаться на даче и сослался на живот, якобы, у него разболелся желудок и его не покидают признаки поноса. А Смирнов тут же схватил четыре чемодана Ленина и они на лошади отправились в путь.
Под звуки выстрелов в воздух и криков «ура» он заскочил в квартиру, запыхавшись, и закричал:
− Инесса, мы победили! Поздравляй вождя мировой революции!
Он тут же спрятался за занавеску, вызвал Надю и приказал одеть себя в женскую одежду. Когда все было готово, он подсел к Наде, достал зеркало и пришел в восторг.
− Надя, а оказывается, мы так похожи друг на друга, как две капли воды. Инесса, посмотри на нас в зеркало: два революционера, вернее две бабки-революционерки, ну кто нас может арестовать, скажи? Да мы как пошлем подальше любого сатрапа, так он только глазами заморгает. Надя, завтра идем с тобой на площадь. Меня там ждет коронация.
Утром следующего дня 4 июля 1917 года Ленин увидел стотысячную толпу на улицах. Солдаты были накачены не только спиртным, которого было вдоволь в результате ограбления магазинов, но и наркотиками. Как и вчера, они палили в воздух и кричали «Долой»!
− Все, наша взяла, − сказал Ленин и выпустил руку Нади. − Я отправляюсь на площадь, на коронацию. Хочешь, следуй за мной, только соблюдай дистанцию. Теперь я не просто Володя Ульянов, теперь я − вождь мирового пролетариата.
Он почти бежал, Надя значительно отстала от своего знаменитого мужа, но вдруг послышалась более мощная стрельба. Люди стали крутить головами, пьяные солдаты и матросы начали падать, как снопы. Оказалось, что временное правительство решило дать по зубам зарвавшимся путчистам. Началась кровавая бойня между войсками, вызванными с фронта и путчистами, спровоцированными и подкупленными революционерами на немецкие деньги. Несмотря на то, что на площади вышло около ста тысяч смутьянов, их участь была решена в результате мощной атаки регулярной армии.
Среди повстанцев были и представители немецкого рабочего класса, и целая когорта провокаторов еврейской национальности, вызванная со всех концов Европы. Но их было слишком мало. Ленин в эти трудные минуты понял свою стратегическую ошибку: немецкий план он просмотрел и одобрил, а вот заявку на помощь в живой силе не подал вовремя.
Большевистская авантюра потерпела сокрушительное поражение.
Нахлобучив парик на лысину сильнее, чтобы ветер не унес, Ленин помчался в сторону причала. Ему казалось, что он похож на женщину, но его везде принимали за сумасшедшего. Оказалось, что на причале делать нечего, вдобавок по причалу сновали подозрительные личности. Вождь повернул в сторону дома. Едва добравшись к дому, где он снимал квартиру, он спустился в подвал и велел его не беспокоить. На следующий день только Апфельбаум и Бронштейн были допущены к обгадившемуся вождю, рискнувшему посмотреть начало переворота 3-4 июля.
− Что с нами будет, что будет? нас расстреляют? − спрашивал Ленин своих ближайших соратников. − Если не расстреляют, то повесят. Как быть, друг Апфельбаум? Напиши что-нибудь и освети как нам поступать дальше.
− Как поступать дальше? сидеть в тюрьме. Я тебя уговаривал повременить, но ты, когда речь идет о захвате власти, сходишь с ума, ты за себя не отвечаешь.
− Да, издан правительственный приказ об аресте Ленина и Апфельбаума, то есть, Зиновьева, - подтвердил Кацнельсон.
− Я против ареста, я не хочу, чтоб меня арестовали. Как это вождя мировой революции кто-то может арестовать? Гершон, вот тебе тысяча рублей, сходи, купи мне новое женское платье и какой-нибудь женский головной убор. Я переоденусь и уйду в подполье. Я люблю подполье. Мне в подполье хорошо работается. Ты, Гершон, и про себя не забудь.
− Я думаю так, − сказал Гершон, − я оденусь в обычный пролетарский костюм, пойду в уборную и свалюсь там, чтоб обваляться. От меня все станут шарахаться, в том числе и полицейские. Когда вернусь, постучу в подвальное окно и стану на четвереньки, ты выйдешь, сядешь на меня, как на осла, и мы помчимся…куда-нибудь.
− Согласен, − сказал Ленин,− только это должен решить ЦК. А может ЦК вынесет постановление, чтоб я сдался властям, был судим, а затем повешен. Но сегодня, после беда я должен выступить в доме Кшесинской, моей сестры по крови. Я призову рабочих, солдат и моряков к стойкости, выдержке и, конечно же, к спокойствию. Мы окончательно не побеждены. А потом, Гершон, уедем в Сестрорецк в подполье и начнем строчить научные труды о мировой революции.
− А где вы будете печатать свои великие труды, если все наши газеты закрыли? − спросил Апфельбаум. − Мне придется изменить свое мнение о том, что русские это лишь навоз истории, как утверждает Лейба. Оказывается, эти ослы не так просты, как мы думаем, не так ли, Владимир Ильич?
− Посмотрим, посмотрим. Первую задачу, которую поставил перед нами Энгельс, мы уже выполнили. А он, как вы помните, советовал нам запустить этим дуракам какую-нибудь идеологию. Вот мы и запустили. Это выдающаяся победа. А победив окончательно, мы скрутим их в бараний рог.
− И уничтожим. Эту землю надо заселить евреями. Это будет великое еврейское государство, непобедимое государство.
− Гершон, ты что думаешь по этому поводу? − спросил Ленин.
− Если мы победим, если нас не победят, то почему бы и нет? Сколько евреев сейчас в Петрограде, три миллиона?
− Да нет, пятьсот тысяч. Из них триста тысяч из разных стран.
− А банкиры есть? − спросил Ленин.
− Думаю: есть, − ответил Кацнельсон.
− Надо их того… пусть помогают революции. Опыт показал, что подкуп, спаивание солдат, наркотики − хорошее дело.
− Неугомонный ты, Ильич.
− Гершон, ты точно такой же, точно такой же. Еврей на еврея, как две капли воды, похож.
− Шалом!
− Шалом! − впервые произнес это слово Ленин.
***
Ленин ждал ареста и расправы, пытался связаться с Керенским, но вскоре понял, что Керенский не примет никаких решительных шагов против изменников Родины. Тем не менее, верхушка была схвачена и посажена в каталажку. В Крестах и других Петроградских тюрьмах содержались, Коллонтай−Домонтович, Каменев−Розенфельд, Луначарский Баилих, Раскольников и другие активные евреи, перекрестившиеся в гусских.
10
Срочные планы относительно 3–4 июля, не были осуществлены, поскольку Ленин слишком поторопился, он уже видел их результат, уже сидел в золотом кресле, но вся эта бредовая идея пошла насмарку и теперь началась травля на большевиков и на Ленина в частности.
И самое главное. Было документально доказано, что Ленин настоящий немецкий шпион. Он и его банда получили огромные суммы от германского генерального штаба и были заброшены в Россию для насильственного переворота, а, следовательно, вождь большевиков, подлежит немедленному аресту и суду.
Мужественный борец за счастье человечества дрожал, как осиновый лист и каждый час требовал новое женское платье, в которое он добросовестно облачался. Каждый шорох в квартире, где он проживал, приводил его в дрожь, он почти не выходил из туалета.
– Послушай, вождь народный, что от тебя так несет мочой, у тебя недержание? – задал ему вопрос ближайший его друг Янкель Кацнельсон. – Может посетить тебе врача?
– Янкель, дорогой мой соратник, …еволюццция в опасности. Меня действительно могут поймать и предать суду, а потом повесить. Мой земляк Керенский, я оторву ему яйца и запихну в рот, как только мы захватим власть, а пока он…издал приказ арестовать сорок человек, всю нашу синагогу и меня в том числе. Сошлют…в Сибири холодно, братец ты мой. Неси еще платье…с косичками, длинное, чтоб немного по земле волочилось. И обувь на высоких каблуках. И надо бы какой–то мешочек. Ничего с собой не может поделать вождь мировой революции. 400 человек убитых, возможно трупы еще не убраны. Их осматривают, составляют протоколы и всех пришьют мне. Что делать? Мордыхай, помоги своему внуку!
– Давай тебе задвину в рыло, три зуба потеряешь, зато перестанешь дрожать, – расхохотался Апфельбаум.
– А где Янкель?
– Как где? арестован. Следующая очередь твоя и моя тоже.
– Придумай что-нибудь другое…, давай сначала я тебе выбью…два зуба, и посмотрим, как ты будешь выглядеть, а потом уж ладо, что не сделаешь для мировой революции?
– Явись с повинной…, наш друг Керенский тебя выручит.
˗ Да, явись с повинной, ˗ подтвердил Бронштейн.
– Ты меня убиваешь, Лейба. За что, спрашивается? Я же тебя приблизил к себе, а за мной царское кресло, – ты так хочешь отблагодарить своего вождя? И ты, Гершон, жид паршивый. Ты хочешь занять мое кресло? Хочешь – признайся, лучше будет.
– Ладно, шутки в сторону. Но не забывай, я тебе 20 миллионов долларов из Америки привез, а переворот не удался, ˗ куда ты деньги девал, скажи?!
˗ Они у меня в мешке под кроватью, забирай их обратно и верни американским евреям.
Поздно ночью, с 5 на 6 июля, повязав лысину женским платком, он прибежал к Марии Сулимовой, долго стучал уже немного окровавленным кулачком в дверь, и когда Маша в плохо повязанном халате, открыла дверь, запричитал:
˗ Вождь мировой революции в опасности, он стоит перед тобой, как революционер перед изображением Мордыхая-Маркса и умоляет тебя: пусти на ночлег. История не забудет тебя.
˗ А что так дрожишь, вождь народный? и штаны описал, и обосрался, несет от тебя за километр. Позолоти ручку, тады пущу.
˗ Миллион получишь… после того, как большевики возьмут власть.
Сулимова поверила, она еще не знала, какой это лжец.
˗ Проходи. Только на кухню, там рядом туалет, приляг на топчан, он покрыт дерматином, описаешь, протру утром, так и быть.