«Гм, какого дьявола проболтался этому сумасброду по поводу того, что я веду дневник? – корил себя Лейба по пути домой. – Теперь он будет проявлять осторожность в моем присутствии. А это передастся другим членам Политбюро. Нежелательно, что бы это усек грузин Джугашвили, он темный человек, все молчит, а это значит собирает компромат. Как мне быть в этой ситуации? Я решу это завтра. А сейчас меня ждет Фрида. Что бы ей принести в подарок, снова шубу, норковую? У нее уже шестнадцать этих шуб. Не подойдет. Сапоги, французские. Пять миллионов стоят.
– Эй, ребята, – позвал он двух вооруженных охранников. – Сейчас я зайду в обувной магазин и ткну пальцем в сапоги. Эти сапоги вы должны национализировать, поняли?
– Так точно, – произнесли два гопника одновременно.
В небольшом помещении магазина под названием «Париж» действительно сияла пара женских сапог. Старичок с веночком белых волос на лысой голове, тут же спросил:
– Чем могу быть полезен, пан Тхоцкий?
– Откуда ты знаешь мою фамилию? – спросил Троцкий Бронштейн.
– Да вас все знают, пан Тхоцкий. А я – Дрючок, земляк, жид.
– Вот что, Дрючок. Заверни эти женские сапоги в хорошую бумагу и отдай этим красным соколам. Троцкий вернет тебе долг через две недели.
– Пан Тхоцкий, они стоят десять тысяч франков. Где вы возьмете такие деньги?
– Тогда мы упакуем сами, – сказал солдат из охраны.
Дрючок расплакался и попытался стать на колени перед Троцким, но Троцкий уже закрывал за собой дверь, имитируя хохот под Ленина.
Он тут же отобрал упакованные сапоги, дабы почувствовать их тяжесть и волна радости опоясала его талию, а надежда, что возлюбленной подарок понравится, как никакой предыдущий.
Роскошный двухэтажный особняк уже был недалеко, а свечи в комнате Фриды горели вовсю. Это значило, что она работает над какой-нибудь картиной, либо веселится в кругу подозрительных людей, которых надо бы судить революционным судом.
– Но я не могу это сделать. Фриду, эту ласточку невозможно обидеть, – сказал он громко и приказал охране стать на пост у входа в дом.
Едва он ступил в прихожую, как на него запахли розы и еще бог знает, какие цветы и засияли зеркала в золотых рамах и писсуар, куда он ринулся в срочном порядке, а там свежие полотенца, пропитаны благовониями. «Сам царь Николашка так не жил, – подумал он и вернулся в прихожую. – А теперь надо брать золотую комнату, в которой работает царица Фрида».
Он постучал едва слышно. Тут же вышла служанка Филетта, сделала поклон и сказала, что госпожа никого не принимает. Когда работа будет закончена, она сама изволит выйти.
– А господин Диего Ривера там?
– Он был, но только что вышел, Фрида его выставила.
Это сообщение обрадовало Лейбу и он спокойно вышел и направился на кухню.
На кухне его уже ждали. Пролетарская повариха Шумиленко заканчивала жарить утку и периодически бегала накрывать стол, на котором уже было много разнообразных напитков, от французского коньяка, до ирландских виски и угорь холодного копчения.
– Сходи узнай, будет ли Фрида со мной ужинать? – велел Троцкий, великий человек.
Шумиленко быстро вернулась и произнесла по-украински: ни!
– Отнеси ей тогда эти сапоги.
– Ни. Не можу. Можу получить по хребту. Хрида строгая женщина, – ответила Шумиленко, укладывая готовую утку на стол.
Лейба налил полный стакан виски, чтобы расправиться с наступившим расстройством и стал уплетать жареную утку. Он только затянул первый куплет революционного гимна, как на спаде ноты услышал шелест платья, стук ножек стула о деревянный натертый пол и увидел перед собой божество, и тут же растерялся.
– Опять, ты лакаешь и несет от тебя как от козла, – сказал Фрида и показал белые зубы. - Твои сапоги жмут мои мизинцы на ногах, выброси их на помойку. Диего мне подарит лучше.
– О, прекрасная, не рань сердце великого революционера. Присоединяйся лучше. Угорь холодного копчения – прекрасное блюдо, я бы сказал: блюдо богов.
– Я не объедаюсь как ты. Вон, у тебя пузо, как у бабы на сносях. Лучше скажи, зачем ты врывался в мой рабочий кабинет, ты знаешь, что я это не люблю.
– Пообчаться захотел.
– Кажется пообщаться, но не пообчаться, грамотей. Завтра, в два часа дня встретимся у пруда, прогуляемся и…и…и, не знаю, что будем делать дальше. А пока спокойной ночи. Муж скоро вернется. Сам знаешь, у меня есть обязанности жены. Это у вас с Лениным нет чувства стыда, и молодежь разгуливает по Москве, в чем мать родила.
Она поднялась и ушла, не дав даже подержать себя за руку.
***
– Ну что, как дела? – робко спросила Наталья Седова, законная жена Лейбы, пряча слезы в глазах. – Бортанула тебя эта мексиканская сучка? Так вот, я здесь. Мне уже надоело подражать Надежде Константиновне, супруге Ленина. Два кота. Что один, что другой. Ненасытные в постели. Как бы ни так! Да я любого из вас за пояс заткну.
– Вставай проклятьем заклеймённый, весь мир голодных и рабов! – запел муж и налил второй стакан виски для жены.
Наталья поднялась и ушла. Она уже знала, если муж поет революционный гимн, добра не жди. Она последовала в свою спальню, куда муж иногда заглядывал до того, как появилась эта гордая художница из Мексики Фрида Ривера.
Будучи хорошо осведомлена, как жила Надежда Константиновна второй женой, а точнее служанкой при Инессе Арманд с Лениным, она тоже смирилась, хорошо понимая, что хоть и унизительно жить в коллективном браке с великим человеком, но это все–таки лучше, чем развод.
Художник Диего Ривера приехал в Москву два года тому и был принят Лениным как раз в то время, когда Лейба сидел в его кабинете. Диего был с Фридой. Гости ручкались не только с Лениным, но и с ним, с Троцким. В знак особого уважения Фрида сняла перчатку, и когда Лейба поднес белую ручку к губам чтобы поцеловать, его полностью парализовал запах и необычная форма, как ему показалось, руки. Он обхватил ее и не выпускал. Она сделала реверанс, попыталась освободить руку, но произнесла по-испански: хулиган и накрыла его руку второй рукой.
Диего Ривера не заметил этого жеста, он любовался Лениным, который как раз расспрашивал, где бы художник с супругой хотели поселиться. Лейба уловил этот вопрос и тут же сказал:
– Я приглашаю к себе. Пусть живут у меня. Я даже с них ничего не возьму за проживание и гарантирую им полную безопасность.
Переводчик тут же перевел, а Фрида повеселела и кивнула головой в знак согласия. Ленин никак не отреагировал ни на поведение своего соратника, ни на гостей. И только Лейба был на седьмом небе от счастья. В отличие от других соратников вождя мировой революции сердце у Лейбы было точно из воска. Он влюблялся и боготворил возлюбленную, как настоящий рыцарь. Не скупился на королевские подарки, устраивал на престижную работу родителей, родственников и даже знакомых своей возлюбленной и никогда, ни при каких обстоятельствах, не делал ей больно, не прибегал к мети. А что касается Фриды он готовился подарить ей дворец недалеко от Воробьевых, теперь уже Ленинских гор. Но довести свой замысел до конца не получилось по многим обстоятельствам.
Свой двухэтажный особняк он разделил как–то так, что комнаты Фриды были на втором и на первом этаже, и если бы Фрида была хоть чуточку похожа на Наталью, его законную жену, у них вышел бы роман, какого не знал ни один рыцарь в Средние века.
Но Фрида оказалась недоступной, ей мешала красота, а возможно воспитание, а возможно замужество. Оно оказалось непреодолимым препятствием к счастью Лейбы, который от расстройства чаще посматривал на себя в зеркало, думая, что он невероятный урод, а все женщины, которые оказались так легко доступны, шли на контакт с ним лишь потому, что он занимал высокую должность.
Были моменты, когда он ходил сам не свой и даже на Фриду не обращал внимания и тогда Фрида сама подходила к нему и спрашивала, что случилось, мистер Леба?
– Я погибну, Фрида. Вы так холодны ко мне, я, должно быть, урок, не так ли?
– Ти есть моральный урок, Леба. Зачем ты пиф–паф каждый десятый солдат перед строем? Зачем со свой друг Льянов травить народ газом? Почему голод ваша страна?
– Фрида, давай сбежим в другую страну, я буду с тебя пыль сдувать…тем более, что под меня здесь уже копают и главный копальщик горец Джугашвили.
– Когда тебя будет очен трудно, ти можешь приехать к нам в Мексику и будешь у нас жить. И жена твоя будет с тобой жить у нас. Знаешь, Леба, любить это не только спать в одна кровать и рожать детей.
– Да, да. Был такой поэт, который любил всю жизнь одну и не был на ней женат. И я на это согласен.
– Ну вот, твоя рыцарь, а моя очень рад.
***
Лейба несколько изменился, стал молчаливым и в беседах с Лениным, который все чаще выкладывал всякие бредовые идеи, поскольку у самого мозг стал давать сбои, больше молчал и по возможности отправлялся в войска. Как и раньше приказывал строить на плацу целые полки, подходил к каждому с каким-нибудь подарком, протягивал руку каждому десятому бойцу, но уже никого не отстреливал. От ужаса посещения комдива, солдаты стали радоваться его посещению. И он был рад. В свободное время он посылал телеграммы Фриде и получал на них ответы.
Были случаи, когда он отъезжал очень далеко, в Астрахань или в Сибирь. Так он скрывался от своих волков, которых возглавлял кавказский горец Джугашвили. И от Фриды скрывался, демонстрируя перед ней свою мужскую гордость. Дошло до того, что его наставник умер, а он не попал на похороны и только потом узнал, что речь на похоронах толкал все тот же кавказец, а это значило, что ему никогда не быть наследником Ленина.
Еще немного и его выслали из страны…с супругой и со всем награбленным имуществом. Когда он вернулся в Москву за своими пожитками, в его теперь уже бывшем доме лежало приглашение из Мексики от художника Диего Риверы.
Есть же благородные люди на свете. И если бы таких людей было больше, как хорошо было бы жить на свете!
Но нехороших, неблагодарных людей больше, о гораздо больше. Что я плохого сделал этому кавказцу, почему он меня изгоняет из моей страны, которую я породил? Мы с Лениным оставили ему гопников, по существу рабов, управлять которыми одно удовольствие, самому себе жаловался Лейба, собирая пожитки, все то, что можно было упаковать и увезти в далекую Мексику.
***
Говорить о трагической судьбе ленинских соратников очень трудно и все же, если откинуть те злодеяния, которое они совершили в отношение русского народа под руководством своего божка после 7 ноября, и поверили ему, как христиане в Иисуса Христа, можно и нужно сделать для них всех определенную скидку. Ленин их вдохновил, он практически их заставил, увлек на бесчеловечные злодейские поступки. Известно, что они долго сопротивлялись всевозможным диким решениям своего божка, пока он не сломал их волю. Судьба часто показывает человеку, насколько она всемогуща. Так и с ними вышло. Ведь это были люди дна, им пришлось вести дурной образ жизни, чтобы выжить. Почти все они сидели в тюрьмах прежде, чем стали революционными королями. И вдруг Апфельбауму пришлось ползти на пузе, и целовать ботфорты своим убийцам и унизительно просить помилования. И эта просьба не была удовлетворена.
Итак первое падение с недосягаемой высоты было назначено Троцкому, второму человеку после Ленина, которого отправили на Красную Площадь и уложили на парчовые подушки, хотя должно было быть все наоборот.
Когда Троцкий прибыл в Мексику со своим багажом, у него ничего не оставалось, что радовало бы его растерзанную душу, кроме Фриды Кало, чужой жены и он решил добиться взаимности во что бы то ни стало. Если бы это произошло, он бы, как ему казалось, иначе воспринял свое изгнание из страны, которая дотоле ему принадлежала. Но ничего не получалось. И на это было много причин. Он был старше Фриды на 29 лет, Фрида могла быть его внучкой, но никак не любовницей. Будучи чрезвычайно тактичной, она ни разу не напомнила ему об этом, но это было ясно без напоминаний. Вторая причина была в том. что она любила мужа. Было много и бытовых причин. Словом дела складывались так, что никак не складывались и обезумевший от любви Лейба, пошел напролом. Он решил взять силой Фриду. Пришлось вмешаться мужу, а после этого Лейбе с семьей было предписано найти другую квартиру.
На другой квартире в 1940 году Лейба получил удар топором в затылок. И не выжил. Наталья Седова пережила своего неверного мужа на 22 года. Так закончилась судьба второго человека, который по существу вместе с Лениным и совершили государственный переворот в 1917 году и оба наравне несут ответственность за реки крови, пролитые русским народом. Только один из них на Красной площади, а другой, проклятый рабами, бесславно погиб вдали от Родины.
27 глава из романа "Аккорды мракобесия"
28