Варга Василий Васильевич
Не ХОЧУ УМИРАТЬ (I don't want to die)
Повесть
Смерть, когда все перестает болеть, смерть, когда солнце перестает излучать свет, когда исчезают звезды и прячет белизну луна. Смерть, когда все органы перестают работать и ничего не болит, смерть, когда все нажитое тобой честным или нечестным путем отходит все равно кому.
Смерть, когда наступает безразличие к тем, кто плачет и умоляет Бога вернуть тебе жизнь, смерть, когда звучат кантаты Баха, но не доходят до твоего слуха. Смерть - это преисподняя, откуда нет пути назад, где ты превращаешься ни во что.Люди всех вероисповеданий умоляют своего Бога продлить жизнь, врачи лечат от болезней, но так, чтоб ты как можно дольше болел, поскольку они тоже зарабатывают на жизнь; каждый человек в современном мире соблюдает все правила поведения и быта, чтобы продлить жизнь. Но все бесполезно. Смерть, как злой рок, подкрадывается к тебе, и сев однажды на твои плечи, начинает высасывать твою жизнь, до последней капли. Ее еще называют та, с косой. Мало, кто бахвалится, что не хочет жить, не боится смерти и по своему недомыслию прибегает к суициду. Не всякий понимает, что жизнь - это радость, это возможность радости, это счастливая любовь, это успехи в труде, карьере, это видеть и прятаться от солнечных лучей, это видеть, как гнутся и белеют травы от ветра, это запах цветов. Даже если однажды человек это увидит - это уже счастье. Бог, когда создавал человека, он напихал в этот мешок не только ума, добра, умения видеть, слышать и творить только добро, но и глупости, зла, зависти и ненависти к себе подобным. Человек это зверь уже устарело. Зверь ни на кого не нападает первым, у зверей нет однополой любви для увеличения рода. Звери, как их бог создал, так они и живут от рождения и до смерти, не пытаясь поймать Бога за ноги.
Человек убивает, ворует, обманывает, подсиживает, предает, грабит, приумножая свои богатства..., пока ему не начинают петь отходную. Кого-то в роскошном гробу, с караулом, на престижном кладбище, кого-то в гробу из не строганных досок, либо в колумбарий, - все туда где нас нет, куда нас зовут, но мы упираемся в животном страхе. Не хочу умирать, говорит каждый в любом возрасте, в любой ситуации.
Наш организм состоит из мельчайших частей, их так много, их трудно перечислить и им трудно работать каждому в отдельности так, чтоб это была гармония, чтобы у человека светилась радость на лице, распирала жадность к деятельности -творческой, производственной, домашней, чтоб он был способным оставлять после себя наследников, таких же счастливых и благополучных.
Всякий человек трудиться не только для того, чтобы зарабатывать на жизнь, но и для того, чтобы создать материальные блага для себя и для потомков, неважно, будут ли потомки за это благодарны или нет тем, кто уже ушел в иные миры и не слышит больше похвалы в свой адрес. Это традиция. Но согласитесь, не очень приятная. Это напоминание, что ты уйдешь в последний путь без возврата. А вот советский человек был лишен этой традиции. Получая нищенскую зарплату за свой труд, а крепостные крестьяне, работавшие в колхозе с утра до ночи, вообще не получали ни копейки за свой рабский труд. Тридцать, сорок лет проходили быстро, не успеешь оглянуть и начиналась новая пора в непростительно короткой жизни любого трудящегося человека. Это хождение по врачам, если в ближайшей округе в 50-70 километров были лечебные учреждения.
Жизнь нашего героя, Александра Павловича Веревкина, прошла так быстро, что он этого практически не заметил. Ничего не болело, нигде не покалывало, сердце работало как часы, возможно уже успело перекачать десять тонн крови, но не подавало никаких нежелательных сигналов.
Работа директором небольшого завода по выпуску метало-хозяйственных изделий для населения была всегда в плюсе и районное начальство положительно отзывалось о работе директора. Александр Павлович всегда сидел в президиуме на районных форумах, мог зайти к первому секретарю райкома партии без предварительной записи и обсудить любой интересующий его вопрос. Он обладал твердым характером и самодисциплиной, приходил на работу к семи утра, а уходил в восемь вечера. Сотрудникам это не очень нравилось, но... с любым директором тяжело воевать, если этот чудак пашет с утра до вечера, не употребляет православную, не имеет любимчиков и каждый год выделяет рабочему или инженеру квартиру по разнарядке исполкома.
Все было хорошо и стабильно, и вдруг грянул гром. Последний секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев, посещая другие страны, заметил, что народ не загнивает, а процветает, что в Дании пенсионе получает 2800 долларов в месяц, приблизительно столько же, сколько он, Генеральный секретарь.
- Экая сволочь этот картавый, ввел рабство и крепостное право в великой стране, - сказал он сам себе и схватился за голову. Надо что-то делать, надо распустить фашистскую партию. Почему не пускают русских заграницу - не хотят, чтобы рабы видели, как там загнивают...в роскоши, свободе и богатстве. А почему бы в советском союзе так не сделать, что нам мешает? Должно быть полное отсутствие свободы, ведь что такое коммунизм и социализм? Это рабство, духовное, разумеется, и крепостное право на селе.
Короче работа закипела. Едва люди стали говорить о свободе, как ленинский еврейский коммунизм стал трещать по всем швам и развалился.
Люди в буквальном смысле осиротели: ими перестали управлять, а грянувшая свобода породила много негативного.
Александр Павлович Тоже пострадал, он потерял работу. Его заводишка, тут же был разобран, и продан китайцам на металлолом. И остался еще год до пенсии. Квартиры нет, дача - жалкая лачуга, квартирка однокомнатная с одним туалетом, одним столиком, одним диваном, кишащим клопами и маленькая кухонька на двоих.
Он держался, как мог, а сердце не выдержало нагрузки и стало барахлить. Пришлось думать о людях в белых халатах.
"Пойду к Надежде Андреевне, заведующей 10 поликлиникой, что недалеко от дома, - думал он, еще не зная, что Надежда Андреевна тоже потеряла работу и ушла на пенсию, - она поможет, я всегда ей помогал? Ремонтом, сантехникой, посылал штукатуров, слесарей. Все брошу и буду заботиться о своем здоровье, - думал он, возвращаясь из сбербанка, где ему выдали пособие по безработице размером с гулькин нос. - Как-нибудь. Жена не бросит, Жена у меня золотая".
Сердечный приступ случился неожиданно. Александр Павлович проснулся в три часа ночи и понял, что ему нужно к врачу. Срочно. Еще немного и сердце выскочит из груди.
- Клава, а Клава, перестань храпеть. Вызови Скорую. Мне плохо.
Клава вскочила, пощупала пульс.
- Знаешь, Саша, выпей 50 грамм, на пробу, хуже не станет, сама пробовала. Будет хуже, тут же вызываю врача. У меня настойка боярышника с прошлого года. Чайную ложечку вместо водки. Попробуй, а?
Настойка помогла, сердце успокоилось, больной лежал, полусидя, подложив две подушки под голову, и думал о том, что завтра к восьми подойдет к Надежде Андреевне, пора пройти обследование.
2
Десятая городская поликлиника претерпела значительные изменения, не говоря уже о том, что краска на фасаде стала кучер явить, сползать во время косых струй осенних дождей. Врачи стали убегать в платные медицинские учреждения, резко повысился спрос на врачей и медицинских сестер. Платные поликлиники, сначала ютившиеся в подвалах, куда вход бедным, пенсионерам, инвалидам и прочему, оставшемуся пролетарскому люду, был закрыт. Один осмотр стоил 2 тысячи рублей. В любом заброшенном подвале, обиталище мышей, крыс и прочей живности, был наведен идеальный порядок, расставлена заграничная аппаратура и небывалая вежливость сотрудников по отношению к больным. Это подкупало и привлекало состоятельных граждан, которые чудом становились белыми людьми. Они много зарабатывали, как в Дании, научились извлекать прибыль как в Америки и потратить им 20-50 тысяч на удаление прыща на затылке ничего не стоило. Эта медицинская помощь отделялась от обычной городской, той, что была раньше, при социализме, все дальше и дальше и быстро выползала из подвалов.
Александр Павлович по ошибке попал в платную поликлинику на улице Дмитрия Ульянова, родного брата Ленина, поскольку советские люди почитали своего палача настолько, что половина улиц столицы носили одно и то же имя, имя Ленина.
Сам Александр Павлович жил на улице, носившей смехотворное имя, улица Цюрупы. Царапа или Цюрупа до Октябрьского переворота не выходил из тюрьмы то одной, то другой, окончил начальную школу, то сбривал, то отпускал пейсы, но шагал по трупам пролетариев до знакомства с Лениным, а потом просто взлетел высоко. А если кто злетел и сбрил пейсы, уже становился.... пусть не гением, но таким, чьим именем русские люди стали называть улицы и даже города.
Вот есть такая улица в Москве - улица Баумана. Кто такой Бауман? Это еврей, который получил три удара трубой по башке. А дальше пошло. Улицы, институты, переулки, закоулки, метро...имени Баумана.
Чем прославился Цюрюпа, что сделал такого значительного в истории русского народа? Убивал, сжигал непокорных крестьян, как организатор продовольственных отрядов для изъятия остатков хлеба. Подох в 1928году.
Что касается Дмитрия Ульянова..., до сих мало кто знает, что это за бескрылый орел. Известно только, что нагло присвоенные горки тут же стали ленинские, брат не хотел покидать после смерти брата эти горки, потому что любил кататься на санках в Горках.
На дверях медицинского учреждения так и было написано - платная поликлиника. Он автоматически открыл дверь, медицинская сестра первая поздоровалась, усадила его в шикарное кресло обтянутое белым полотном и стала спрашивать, в какой медицинской помощи он нуждается, где работает и не будет ли он возражать, если она зачитает, какие виды услуг, сколько стоят. Александр Павлович охотно согласился, но первый же пункт привел его в изумление.
- Вы знаете, я, должно быть, ошибся адресом. Мне нужна Надежда Андреевна, заведующая десятой поликлиникой. Она здесь работает или ушла?
- Не могу сказать. Три года тому я от нее ушла. У нас платные услуги, вы не сюда попали. Я сразу определила...по вашему виду, что вы попутали адрес. Пожалуйста, одевайтесь, выход прямо, а потом налево, там десятая поликлиника. Всего вам доброго.
"Гм, старый дурак, - сказал себе Александр Павлович, закрывая за собой массивную дверь.
***
Десятая поликлиника, которую финансировало обедневшее русское государство, размещалась в четырехэтажном здании, было покрашено в салатовый цвет еще четыре года тому назад работниками завода, которым руководил Александр Павлович. Возможно, работники плохо его окрасили, возможно, морозы вздули краску, оставив первый слой, и потому вид у посетителя был сиротливый, если не сказать нищий. Верхняя петля на входной двери крепилась одним шурупом, а ступеньки скользили во время дождя.
- Ну, вот это мое, - сказал он, поскользнувшись, но успел ухватиться за ручку двери.
Павлович, как знаток внутреннего расположения кабинетов и этажей, мгновенно нажал на кнопу лифта, который без труда и без команды, поднял его на 4 этаж. Он оказался в знакомом фойе разделенном на две части и открыл дверь. Тут располагалась администрация поликлиники. Все было так, как было пять лет тому, только скамейки были поцарапаны, дерматин содран и на многих дверях исчезли номерки.
У входа в кабинет Главврача стоял столик, за которым румяная, статная девушка лет двадцати, играла в крестики-нолики.
- Вы куда??? Что это такое, прет, как танк. Нейзя!
- Я к главному.
- Нейзя! - сказано вам.
- Я к Надежде Андреевне.
- А кто вы?
- Ммм, бывший директор завода, я оказывал помощь...
- Достаточно, бывший. Что вам конкретно нужно, врачебная помощь? Спуститесь на первый этаж, пусть на вас заведут учетную карту больного...
- Я пока не больной, так иногда покалывает.
- Это знаете? игра в кошки - мышки. Вернитесь домой, полежите на диване..., вы пенсионер?
- Почти что. Во всяком случае, я уже не работаю...
- Выгнали, значит. Паспорт у вас при себе? покажите паспорт.
- Но я же...
- Я ничего не знаю. И вообще, не морочьте мне голову. Начиная со следующего месяца наш главврач будет принимать граждан, согласно графика. График разрабатывается, потом будет согласовываться, потом утверждаться комиссией, месяца не хват. Вы взрослый человек, пенсионер, как вы можете так просто вламываться на прием к Главврачу. Это недопустимо, я должна вам сказать.
- Надежда Андреевна здесь?
- Выгнали. Так же, как и вас.
В полупустой коридор четвертого этажа вошли трое казахов - упитанный отец с пузатой сумкой, мать в цветастой кофте и блестевшим ожерельем, свисавшим почти до пупка. Они общались на чужом языке, и только дочь общалась на ломаном русском.
- Мама, русский речь надо брехать, раз мы на Россия бум жить.
- Подождать, дочка, надо купить место врача на этот больница.
Услышав эти слова, секретарь главврача пришла в волнение, даже поднялась с места.
- Прошу, прошу вас. Лидия Геннадиевна вас давно ждет.
Александр Павлович почесал затылок и направился к лифту. Дело гиблое, нерешенное, надо покориться и попробовать, как все. Он протянул руку, чтобы нажать на кнопку вызова лифта, но передумал и стал спускаться вниз по ступенькам, держась за перила. Уже на третьем этаже у каждого кабинета образовались очереди к врачам. Врачи часто выходили, задерживались, возвращались, по очередям проходила радостная волна вздоха, и кто-то заходил в кабинет на прием.
- Ну что ж! коль гости пожаловали к Главному с полными сумками добра, я пошел домой, - сказал Александр Павлович и спустился на лифте с третьего этажа, не обращая внимание, что лифт щелкал, вздрагивал - пел техническую песню о том, что он вот-вот...остановится.
- Ну, как? - спросила супруга, наливая чай.
- Никак, - ответил муж и ухватился за стакан с чаем, сваренным еще вчера вечером. Стакан почему-то стал плясать по зубам, издавая звук чечетки.
- Говорила тебе: с первого этажа надо начинать. Там две медсестры за решеткой с открытым окошком стоят, ждут вопросов, а потом копаются в стеллажах, чтобы найти карту больного. А потом ты занимаешь очередь к врачу.
- Не приставай!
- Что с тобой? Ты не в себе? Вон возьми, пригуби виски.
- Да вот одна беда догоняет другую...
- Завтра в поликлинику пойдем вместе. Я тебе все покажу. Ничего страшного. Надо привыкнуть. Врачи такие же бюрократы, как и все. И, у них одна задача: как можно туже набить карман.
- Но мне завтра в строительный трест...с направлением на работу. Если откажут, пусть напишут отказ. Таких отказов должно быть три, тогда я смогу получить очередное пособие по безработице.
3
Получить разовый талон в регистратуре не составляло труда. Только надо было иметь при себе паспорт и отстоять очередь. Могли быть и сбои. Эти сбои возникали тогда, когда ваша медицинская карта таинственным образом исчезала. Тогда медицинская сестра заводила новую, а это длительная процедура, связанная с писаниной, надо было в это время молчать, не отвлекать медсестру разговорами, потому что люди стоящие в очереди начинали ворчать. Дескать, придешь потом, опосля смены, некогда нам тут торчать, ноги болят, сам понимаешь. Ну, что сказали, подвинься! Но Александру Павловичу повезло: его карта лежала в ячейке на самом дне, и в 8 утра он же был на третьем этаже у врача Шамова. Шамов опоздал на десять минут и столько же наводил марафет перед зеркалом. Потом вышла Мария Ивановна и сказала:
- Кто первый - заходи.
Шамов уже сидел на дерматиновом стуле, широко раздвинув ноги, и демонстрировал скучное выражение лица.
- Ну что, зачем пришли, рассказывайте, да покороче.
- Не сплю, все по маленькому бегаю, дискомфорт в промежности.
- У вас ДГПЖ
- Что, что? глуховат, малость.
- ДГПЖ.
- Запишите на бунажке, никак не запомнить.
- В регистратуре спросите, там все скажут. И выучите наизусть, я и сам путаюсь в этом проклятом ДГПЖ.
- Фсе?
- Можете быть свободны.
- Да, а как же ночью? можно пописать в это ДГПЖ, ну пущай два раза, а остальное время отвести сну?
- В следующий раз определимся. Но учтите, теперь вводится предварительная запись на компе.
- Что такое комп?
- Послушайте, товарищ, здесь врачебный кабинет, а не бюро вопросов и ответов. Будьте здоровы.
Тут ворвалась дама и плюхнулась в кресло. Кресло заскрипело, испугало даму.
- Послушайте, как вас там...
- Иван Андреевич.
- Иван Андреевич, - наступала дама, - у меня сегодня простыня опять была испачкана, что это за катавасия такая? Если надо, я прибавлю, но результат...должен быть, как вы думаете, Иван Андреевич.
- Не нервничайте, только не нервничайте, от этого болезнь только расширяется, увеличивается и усугубляется. Пойдемте лучше в комнату для осмотра. Прошу вас, дайте ручку.
- А массаж будет?
- Само собой, само собой. Мария Ивановна, дверь закрыть, никого не пущать. А вы как, вы еще не ушли, как вас, Александр Павлович? Это нарушение, а за нарушение следует наказание. Я вас лишаю посещения моего кабинета на десять дней. Мария Ивановна, зафиксируйте мой приказ. Пачпорт, проверьте его пачпорт и ДГПЖ заодно.
Александр Павлович спустился на первый этаж ни с чем. Уже на выходе вспомнил про ДГПЖ.
- Что такое ДГПЖ? подскажите, - спросил он в регистратуре. Мне этот ваш проклятый ДГПЖ вот тут сидит, - показал он на затылок.
Девушка взяла, пожала плечами и сказала:
- Это только заведующая знает. Кто вам дал такую бунажку, может просто посмеялись над вами?
- Шамов. Он сейчас даме внутренний массаж делает при закрытых дверях.
- А, Шамов! фрукт еще тот. Знаю я, кто такой Шамов. Хотя, как мужчина, не очень. Дуйте к заведующей, а то она сейчас уйдет по магазинам.
Александр Павлович к лифту. Лифт работал и взяток не брал, четвертый этаж никуда не девался. Но госпожи Валентины Ивановны не оказалось на месте, ушла за помидорами. Пришлось возвращаться ни с чем.
Дома супруга встретила вопросом
-Ну, как?
- Никак. Что такое ДГПЖ?
- Никогда не слышала, но сейчас узнаю.
Она порылась в компьютере и прочитала:
ДГПЖ это доброкачественная гиперплазия предстательный железы. ... ДГПЖ - это доброкачественное образование, и растет оно не без участия экстремального компонента простаты (иными словами - железистого эпителия), а простатит - не что иное, как... доброкачественная гиперплазия предстательной железы. ... ДГПЖ - это доброкачественное новообразование. При нем в предстательной железе образуются маленькие узелки, которые по мере роста все больше и больше сдавливают мочеиспускательный канал. Из-за этого у мужчины появляются нарушения мочеиспускания. Это заболевание имеет доброкачественный рост.
Статистика
ДГПЖ - одно из самых распространенных урологических заболеваний. По статистике, оно появляется почти у 80% мужчин в возрасте старше 70 лет. В 20% случаев вместо ДГПЖ наблюдается атрофия железы или ее увеличение.
Заболевание ДГПЖ чаще всего развивается у мужчин старше 45-ти лет. Более половины мужчин от 40-ка до 50-ти лет обращаются к специалисту с этим недугом, и лишь в редких случаях болезнь может настигнуть молодых.
- Клава, хватит. Надо иметь высшее медицинское образование, чтоб разобраться в этих дебрях слабоумия тех, кто составлял эту расшифровку.
- Надо переписать на бумажку. Так не выучить. А врач приказал выучить наизусть и сдать зачет. Он еще лишил меня права посещать свой кабинет на десять дней.
- За что?
- Э, там дело связано с дамой.
- Дамой? Вы что - подрались? И ты, старый пень позарился на даму?
- Э, подожди, я - в туалет. Но мы еще повоюем, не с вами, так с судьбой.
4
- Саша, вся беда в том, что все подорожало, работы нет, моя пенсия слишком тоща на двоих не хватает, а лекарства дорогие, твой простатит обходится ого-го, что делать, я просто не знаю, подскажи, ты глава семьи. Работал с утра до ночи, все отдавал этому гребенному государству. Как так можно? Наша халупа только на двоих, со старым диваном и алюминиевыми ложками. Ну, да ладно. Чапай за отказом в приеме на работу. Три справки принесешь, и тебе пособие по безработице выдадут, хватит на взятку двум-трем врачам.
Я сама что-то поищу, уборщицей возьмут. Если в кармане хоть что-то будет, врачи изменят свое отношение к тебе вот увидишь, иначе мы больше потратим на лекарства. Аптек много, лекарств полно, а что покупать, что принимать, знает только врач.
- Гм, да, точно, ты права. Мне две ложки овсяной каши и я лечу. Справки будут сегодня же.
- А я в магазин побегу. Вот у меня тут сотня и мелочевка.
Александр Павлович быстро обошел три организации и везде ему выдали отказ, написанный на бумажке и заверенный печатью.
К шести вечера он уже оказался свободен, а в кармане шуршали бумажки с отказом приема на работу. Он уже подходил к дому, но вдруг мелькнула мысль: а что, если явиться в поликлинике. Сотня у меня завалялась во внутреннем кармане пиджака. Он пощупал карман, там сто-то твердое начало сопротивляться.
Десять минут спустя он уже был в поликлинике и одетый помчался на третий этаж прямо к врачу Шамову. Шамов как возвращался в свой кабинет, и так как к нему не было очереди, спросил:
- Ну что, как дела? Заходите, что с вами поделаешь. Вы народ жадный, не хотите признать, что мы тоже бедствуем. Зарплата у нас гулькин нос. А дома семья, супруга, дети, теща и еще сестра супруги. Все надеются, что врач принесет что-то в кармане, а он ничего не приносит, он может принести только белый халат. Я жалею, что выбрал эту профессию. Оставьте верхнюю одежду здесь в коридоре, ее никто не прихватит, можете не беспокоиться.
- У меня там сотня, - почти шепотом сказал посетитель. - Она ваша, целиком, я того, даю без сдачи. Вот мне пришла хорошая мысль в голову, поделиться, так сказать. Я человек не жадный, вы не думайте.
- Пройдите в ту дверь, там лежанка, присядьте и ждите.
Александр Павлович сидел как мышка, ждал, что будет дальше. Шамов вошел в белом халате и тонких резиновых перчатках.
- Снимай штаны, до колен, колени к животу, я сделаю массаж твоей простаты. Он сунул указательный палец в анальное отверстие, пошевелил и вынул. Это одно движение стоит сто рублей, а вообще тебе нужно иметь тысячу, тогда получится настоящий массаж. Могу выписать лекарство, импортное под названием дуодарт, 30 таблеток 1700 рублей.
- Помилуйте, нет, нет. Такой суммы у меня не водится. Это слишком. А, если, допустим, когда-нибудь я смогу раскошелиться, то ...одна таблетка поможет?
- Нет таких таблеток, чтобы вылечить твою болезнь.
- Почему? Ведь наука идет вперед семимильными шагами, мы летали в космос, а какой-то дохлый простатит, не можем вылечить, как так.
- Очень просто. Половина мужчин на земном шаре страдают от этой мужской болезни. Что будут делать врачи и вообще вся медицинская промышленность, если появятся такие таблетки и все выздоровеют, и перестанут покупать? Надо соображать.
- Какой ужас! - воскликнул посетитель.
- Никакого ужаса нет. Каждый человек покупает свое здоровье. Вы, пенсионеры платите гроши, можно сказать копейки, а есть таблетки, которые стоят до 500 сот тысяч. Это для богатых. Но богатые будут жить, а пенсионеры уже отбыли свое,им пора уходить, а не сидеть на шее общества. Знаете, сколько у нас пенсионеров? Нет, не знаете. Так вот, я вам скажу. Вас, бездельников и дармоедов, почти 40 процентов.
- Какой ужас! мне теперь, что? веревку на шею? Так что ли? А я всю жизнь пахал, не воровал, вел скромный образ жизни, неужели я не заработал на старость, на суп гороховый, в Бога вашу мать, ворюги! Вот вам моя последняя сотня, но я вас больше не хочу видеть. Я к вам никогда не зайду в ваш кабинет.
- Успокойтесь. Я почему-то вам поверил, я больше ни с кем не делился. Это...это, может быть и не так. Но жизнь подсказывает, что все мы...живем, как можем.
- Вот вам сотня, последняя. Сунул один раз палец и уже сотня. Не много ли?
Александр Павлович выскочил в коридор, схватил свою потертую куртку подмышку и надел ее только тогда, когда очутился на улице.
Солнце уже садилось за горизонт, ярко освещая верхушки деревьев. Из верхних этажей семнадцати этажных зданий ярко блестели зеркала окон, посылающие отражение солнца в далекое пространство. Люди спешили по узким бетонным дорожкам между посаженных деревьев, поглощающих газ и отдающих кислород. НО Александр Павлович ничего и никого не замечал. ему стало жалко себя и всех тех старух и стариков, которые с утра и до вечера стоят в очередях, чтоб попасть к врачу, который поможет избавиться от болячки, как мать ребенка, когда он проголодался и начинает пищать.
5
- Ты чего, Клава? Я вижу: ты ничего не принесла. Ничего, обойдемся. Попьем чаю и все. Мне врач сказал, что нам пора уходить. Нечего старикам сидеть на шее государства. Нас потому и не хотят лечить. Не думай ни о чем. Сама пришла и хорошо. И я пришел, тоже хорошо, хотя, признаться, настроение не очень. Но оно пройдет. Два человека - это сила. А так если умножить минус на минус выходит плюс. Ставь чайник на плиту. Чай - напиток богов, даже без сахара.
- Спасибо, Саша, моральная поддержка - большое дело. У нищих тоже бывает праздник. Я тебе объясню, в чем дело. Дело в принсипиальности. Ты знаешь, я слишком принсипиальная, как и ты. Набрала продуктов на триста рублей, подхожу к кассе, а кассирша мне впечатала пятьсот рублей. Я возмутилась, загорелась и говорю ей: тут нет продуктов на пятьсот, пересчитайте еще раз. Пересчитала, получилось 550.
- Мне чек на сумму 550, - говорю. - Смотрю: набирает на клавиатуре.
- Шестьсот, говорит, получается.
- Тогда кушайте сами, воришки.
- Ты сама воровка. Катись на колбаса.
Люди стоят с авоськами в очереди, возмущаются. Нет, что бы заступиться, а на меня пошли. Ну, я расплакалась и ушла. Ни с чем. Вот такая история. У нас нет нормальных людей. Недоумки одни. И пусть их доят. Каждого...советского человека.
- Не ходи в этот магазин. Надо было пойти в другой. Давай, я завтра встану пораньше и сбегаю в магазин "Виктория", а потом в поликлинику.
- "Виктория" - магазин не для пенсионеров.
- Ничего. Тогда в другой.
Он прижал Клаву к себе, поцеловал в лоб.
- Я принес справки с отказом в приеме на работу. Получу пособие по безработицы в сумме четыреста рублей. За пособием надо завтра ив поликлинику тоже завтра, вот талон в кармане. Куда идти, не знаю. А потом... мне сказали, что сейчас поликлиника переходит на новую форму обслуживания. Теперь надо обращаться к своему терапевту, ему жаловаться, что и где у тебя болит. Он тебя ощупает, как курицу и направит к специалисту. Думаю, это правильно. И еще, там, в прихожей устанавливают аппараты, где самому можно будет получить талон к врачу.
А что, если мне пойти к моим старым сотрудникам и наняться у них сторожем, как ты думаешь? Не прогонят, думаю, совести не хватит.
- Я одобряю твое решение. Сходи, чай узнают и спросят даже, как дела, Александр Павлович. А ты нос кверху и похвастайся, что здоров как бык. А вдруг сами предложат.
Рано утром муж разбудил Клаву и сказал:
- Погладь рубашку и штаны, да отыщи галстук. Принарядиться нужно. Увидят мои бывшие сотрудники и подумают: директор явился. Вот так, а потом будем проводить беседу насчет работы и прочего порядка. Клава протерла сонные глаза, вскочила как солдат по тревоге и на кухню, такую знакомую, такую бедную...Зайдешь, а там пусто, ничего нет и холодильник можно оставить открытым. Но сейчас...все изменилось, и она быстро справилась с заданием мужа.
- Но ты же собирался в магазин.
- Ничего, сама сходишь. Чай, кусочек черствого хлеба, и я - сыт. Ты сделай то же самое и в магазин.
***
Как обычно в восемь утра он уже был на том самом месте. где раньше располагался заводик метало-хозяйственных изделий. Но вся территория была застелена бетонными плитами, а на том самом месте, где раньше располагался туалет, торчала одна палатка, покрытая не то красным материалом, не то дерматином. Сейчас она была закрыта на замок - висячую грушу с толстым пальцем продетым в угольник четвертого размера. Вскоре появился сторож.
- Тебе чо? Убирайся, не то получишь в рыло.
- Мне к главному.
- А как зовут главного? Не знаешь? Назови хоть фамилию
- Попердно.
- Сам он? чичас будет. А вот он изволит быть.
- Ну, Александр Павлович, заходи. Чем обязан? Видишь, получилось так, что я перед тобой на четвереньках и лбом об пол, а теперь все наоборот. Но я не виноват, коллефтив так распорядился, ну и я, малость подсобил.
− Подсидел, а твои единокровные только этого и ждали. Я же тебе трехкомнатную квартиру отвалил, с полгода тому, но, кто старое вспомнит, тому глаз вон, гласит народная мудрость.
- А что тебе теперь от меня нужно, говори.
- Возьми сторожем, я буду добросовестно трудиться. Никто из сотрудников ни одной стамески из предприятия не вынесет, клянусь.
− Какие там стамески, да сковородки? Мы торгуем яйцами. Мясо дорогое, а яйцо проглотишь и уже хорошо. Подсиживать не будешь?
− Никогда. А ты меня подсиживал?
− Ну как сказать, иногда бывало. И не зря. Руководство заметило, оценило преданность и бдительность. И видишь, я твое место занял. Не совсем твое, я просто расположился на том месте, где был наш заводик. А насчет подсиживания... так складывались обстоятельства. После того, как ты мне отвалил трехкомнатную квартиру, я стал тебя подсиживать, − сказал Сеня и расхохотался.
− Неужели?
− Вот те крест!
− Ну и сука же ты! жидовская морда! Давай накладывай резолюцию: в приказ, − сказал Александр Павлович, подавая заявление.
− Знаешь, Александр Павлович, я те скажу так: дурак ты..., зачем было так трудиться и людей мучить, ради чего? Всем квартиры раздал, а сам в коммуналке живешь. Ты думаешь, тебя любили сотрудники? ничего подобного, они просто перед тобой лебезили. Евреев ты не жаловал, а зря. Видишь, как получилось? теперь евреи правят Россией, они захватили все национальные богатства страны. Это Ходорковский, Гусинский, Березовский, Ресин, Станкевич, Лужков, Дерипаска, Потанин, Явлинский, Немцов и так без конца.
− Сеня, трехкомнатную квартиру не забывай... не забывай!
− Ладно. Поработаешь у меня сторожем годика два, а там посмотрим, если я не разорюсь, назначу тебя старшим сторожем.
− Экие должности, Сеня, я просто в восторге, − сказа Александр Павлович, поднимаясь со стула.
- Давай, чтоб и нашим и вашим, - сказал Сеня, победно улыбаясь, - приходи ко мне через три месяца и будем решать проблему. За это время я что-то для тебя подберу, а пока шутки в сторону. Хорошо, Александр Ксенофонтович?
- Павлович, забыл, что ли?
- Э, какая тебе разница? Для меня, нет никакой разницы. Бела, зови посетителя!
Александр Павлович вернулся домой ни с чем. Он украдкой посматривал на супругу и все ждал, когда она потребует отчета о визите на старую работу, но Клавдия, просто молодчина, молчала, словно ничего не помнила.
- Тебе к врачу, не забывай, - сказала она. - К кардиологу. Теперь предварительная запись. Иди, запишись, а потом еще ждать придется...неделю - другую. А я..., мне на смену. На плите вареная картошка, кусочек вареной, ельцинской колбаски, не обессудь.
- Не беспокойся. Я начинаю привыкать.
- Давай выйдем вдвоем, - предложила Клава.
- Ты устроилась на работу? где, кем?
- Мотальщицей, размотальщицей, восемь тысяч рублей в месяц. Работать шесть часов.
- Что это за работа.
- Э, много знать будешь - быстро состаришься. Собирайся, давай.
Александр Павлович, молча напялил про худевший пиджак на плечи, открыл дверь и пропустил супругу вперед, как в старые добрые времена. Внизу, он направо, Клавдия - налево разошлись, не будучи уверены, что вечером снова увидятся.
В поликлинике на первом этаже уже работали электронные тумбочки, которые выдавали талоны с указанием номера кабинета, время приема и фамилию врача. Однако записаться самостоятельно не было никакой возможности. Подслеповатые старухи нажимали кнопки наобум, матерились, а медсестра с трудом выручала собравшуюся толпу, помогая выбрать талон только к терапевту, закрепленному за определенным количеством больных по месту проживания.
Александр Павлович дождался очереди, достал страховой полис и медицинская сестра выбрала участкового врача Орлову и записала его на шесть часов в конце месяца. . Ждать этой очереди пришлось две недели.
6
Несмотря на то, что платная медицина ютилась в подвалах в первые годы дикого капитализма в России, она, подобно зерну бурьяна, брошенного в каменистую почву, что прорастает при первой капле дождя, стала укрепляться, увеличиваться, разрастаться, снимать и закупать прекрасные помещения и новейшее оборудование. А что касается врачей, то врачи как бездомные дворняжки торчали в коридорах в ожидании хоть какой-нибудь должности. Врачи сбегали из городских поликлиник, как больные из плохих больниц, где плохо лечили, плохо кормили и дурно обращались с больными.
Так в десятой поликлиники, она всегда занимала первое место при советской власти, теперь часть кабинетов была закрыта по причине отсутствия врачей.
Главный врач Вершинина, недавно назначена на эту должность, заперлась в своем кабинете на два поворота ключом в знак протеста и никого не хотела видеть. Она ломала голову над одним вопросом, где взять врачей на место сбежавших в платные медицинские учреждения. Страдание длилось несколько недель. Вершинина уже собиралась сказать начальству, что сама уходит, но ей велели подождать. И, действительно, всего неделю спустя, к ней, Вершининой, пожаловал заместитель управления медицинской помощи по Юго-Западному административному округу Станислав Мартышкин.
- Что загрустила, почему от тебя ни одного звонка, почему сама ни разу не пригласила к себе на кофе? Я же тебя рекомендовал, я же тебя утверждал.
- Я скоро останусь одна в поликлинике. Врачи бегут как крысы с корабля, - сказала Лидия Геннадиевна, вытирая слезы платком.
- Это и хорошо, очень даже хорошо. Мы извлечем из этого выгоду, для себя в первую очередь. Надо переключиться на южан. Они, конечно врачи слабые, но ничего, научатся, не Боги горшки обжигают, как говорится. Сама потрудишься, на курсы их, задания им. И контингент у тебя кто, пензионеры? Туды их в дышло, хотя это подопытные кролики. Могут таковыми. Да, на них опыты можно проводить, ежели хочешь знать. Но не сие главное. Главное то, шо мы должности врача можем...продавать.
- Как это продавать? Кому? Мне даже сон такой снился, ноя не верила, даже плевалась, когда открыла глаза, - что вы, Мартышка?
- Мартышкин, прошу любить и жаловать.
- Извиняюсь и пардонюсь.
- Что касается, кому и как продавать товар, а должность это тоже товар, сам Карла Марла об этом говорил. Все очень просто. Во время собеседования намекай.
- Кому? уборщицам?
- Южанам. Они толпами по Москве расхаживают в поисках работы. Дворниками устраиваться с дипломами врачей. Я тебе пришлю целую дивизию. Проводи собеседование, намекай, дескать, прописка, помощь в жилье, хорошие заработки, возможность работать в Москве. Все это разовая благодарность в сумме десять тысяч долларов. Поняла, Лидия Ги.Ге...Говнадиевна? Впрочем, южане и сами знают. Если даже ты не будешь намекать, то они начнут намекать сами, без намеков с твоей стороны.
- Хорошо, - оживилась Вершинина, - мне что с этого будет?
- Да все тебе и будет, все , голубушка -все. Ну, ты женщина неглупая, знаешь, что надо делиться, ибо отсутствие этого понятия делиться, свидетельствует о жадности и это не ко времени. Сейчас все приноравливаются, ибо жить на одну зарплату это просто аморально, я должен сказать. Мы можем даже заключить договор, устный, правда. Десятку надо делить пополам.
Вершинина совсем повеселела, она не знала, что делать дальше и чмокнула гостя в щеку.
- Вы, Мартышка, простите Мартышкин труд, опять простите, просто Мартышкин, хороший мужик. Давайте договоримся. После первой получки можем посетить сауну.
- Вдвоем?
- Ну, как получится. Если приглашенные не изволят явиться, то оно так и выйдет. Только заверяете меня, что никаких там шуры-муры, ничего такого, чтоб без последствий, то...там посмотрим, обстоятельства сами подскажут, что делать - держаться или сдаваться. Как все женщины, так и я, без исключения, без выкрутасы, Козюлькин, то бишь Мартышкин. Я женщина благородная, мужу не изменяю, хотя он свои обязанности не выполняет.
- И моя клуша не выполняет. Выполним то, чего нам недостает.
- Ну, Мартышкин, вы ввели меня в краску!
Мартышка, то бишь Мартышкин все понял и от того, что он все понял, у него начали дрожать кончики пальцев, а язык стал молоть всякую чушь.
- Ну, ты Вершинина-Дубинина, ты станешь богаче меня и возгордишься. Я буду звать в сауну, а ты начнешь крутить носом, знаю я вас, баб...красивых вершининых. Ить ты находишься в привилегированном положении. Знаешь ли ты, я вижу, не знаешь. Эх ты, Коляткина Невзяткина. Да должность Главврача - во! можно дом построить, машину купить и не одну. Десятка в кармане. Десять тышш зеленых. Пятьдесят зеленых за неделю. Казахи, чеченцы, армяне, узбеки толпами бродят в поисках работы. я уже говорил об этом. Они, конечно, ничего не оканчивали, дипломы закупили, но сунуть градус под мышку умеют. А это главное. Температура не выше 37 - здоров, выше - надо лечить. А там, глядишь, и уколоть могут: попа все выдержит. Я тебя обеспечу канди..., не могу это слово до конца выговорить...
- Кандидатурами, - подсказала Главврач.
- Вот видишь, какая ты умная. Завтра у тебя люди будут.
Главный врач Вершинина так обрадовалась, что тут же подняла свой увесистый з..., подошла к входной двери и повернула ключ в замочной скважине еще два раза, и только после этого кошачьей походкой подошла к рабочему креслу, плюхнулась в него, так что оно издало звук.
- Так вы грите, шо..., а сколько это предельно возможно?
- Ну, мине пятерка - минимум.
- Зеленых, али красных?
- Зависит от внешнего вида. если претендент хорошо одет, значит, он не нищий, тогда это в долларах.
- Доллалах? Какой ужас!
- Но меня тоже следует включить в сию кумпанию.
- Как же, как же! пополам.
Лидия протянула руку, крепко пожала пальцы гостю и повторно чмокнула его в лоб.
***
Московская поликлиника стала наполняться врачами из южных областей бывшего Советского союза. Пациенты стали возмущаться. Но оказалось напрасно. Южанки работали как рабыни от и до и соблюдали удивительную вежливость, не свойственную московским врачам, которые родились обычными, а потом, став врачами, переродились в профессиональных хамов.
Практически ни одного русского врача, все приезжие из Казахстана, Грузии, Таджикистана. Еще не было талонов, талоны только вводились, еще участковый врач, могла принять больного и дать ему какой-то совет.
7
Александр Павлович не сидел в кресле не давил клопов на диване, он находился в движении и если в его организме случались сбои, терпел, искал работу - сторожем, дежурным у офиса, письмоводителем перекладывать бумажки с одного ящика стола в другой и нигде не получил отказа. Везде ему обещали позвонить, как только выясниться вопрос необходимости в усилении этой должности, либо ухода в декрет сотрудницы.
Так в этой суетне, беготне прошли незаметно две недели, засветился конец месяца, а талон к Орловой подсказал, что в пятницу в 15 часов он должен сидеть в кабинете врача Орловой.
Полученный им талон, где значилось время, номер кабинета и фамилия врача дал ему возможность пройти мимо окошка на первом этаже, где теперь сидела только одна девушка, а у окошка не толпились старухи, говорил о том, что в поликлинике происходят большие перемены. Теперь будет все, как на Западе.
Он так обрадовался, что подумал, что у него ничего не болит. А что болело раньше, он стал забывать.
У Саши Веревкина была аденома простаты, сердечная недостаточность, выпадали зубы, плохо переваривалась пища, часто страдал запорами, а в последнее время началась одышка, сначала едва заметная, потом вовсе исчезала, и снова возобновлялась. Не было глубокого сна, ночные позывы, будто почки работали как часы, требуя очищения. Во рту сохло, в животе прыгали лягушки, в пот бросало: полная дисгармония, хоть стой, хоть падай.
В 18 часов вечера с талоном в руках, он уже стоял под дверью, но сигнальная лампочка над дверью врача не загоралась.
- Можно? - спросил он в щелку приоткрытой двери.
- Новенький? Тогда заходи, - ответила Орлова, не отрываясь от бумаги, которую заполняла ручкой- самопиской.
- Я, вот с талоном. И не новенький. Мы уже встречались. Я уже знаю свои обязанности. Это на чай, - сказал посетитель и положил две сотни на стол.
- Скромно, но на первый раз сойдет. Только учтите, в следующий раз надо будет прибавить. Так все дорожает - ужас. А зарплату не повышают, приходится жаться, жаться и еще раз жаться. И намекать, как вот сейчас. Не обессудьте. Муж от меня сбежал, видите ли, я его не удовлетворяю в постели. Не мужики сегодня, а кобели. Снимайте штаны.
- Так сразу?
- Вы не поняли. Приспустите немного штаны и наклонитесь.
- Но если так...
- О у вас все хорошо, ягодицы на месте, никаких шрамов...А вообще, а на что жалуетесь?
- Мне бы анализ крови. И убрать революцию в брюхе. А потом еще много чего.
- Давайте начнем с анализов. Анализы - это все. Завтра в 10 утра ко мне. Вы правильно сделали, что взяли талон ко мне. Отныне я буду руководить вашим лечением.
- У меня уже есть талон к Шамову на завтра на 10 утра.
- Тогда на 12. Вы знаете, что такое аденома? Э, ничего вы не знаете.
- Я...хорошо, я могу попасть к Шамову раньше. Приду к восьми, а он в зубах ковыряется. Тут я и скажу: принимай, Шамов. А к Орловой, то бишь, к вам, давайте, хоть на сегодня. В крайнем случае, на субботу, − сказал Веревкин и встал.
- Чего встал-то и без разрешения. Я - баба одинокая. Ты где живешь?
- В соседнем доме.
- И я в соседнем доме. Когда придешь в следующий раз, не забудь...
- Чего?
- Сам знаешь чего.
- Дайте направление на анализ крови, и я пошел. Хотя, мне бы и к хирургу.
- Нет проблем. Еще куда дать талон?
- К зубному.
- Без проблем.
Александр Павлович получил бумажку с указания врачей и датой приема и вышел в коридор. Там стояла знакомая соседка.
- Ира, ты?
- Послушай, одолжи. На лекарства не хватает, а без лекарства - помру. Какой-то ликвис или элеквис - две тысячи - уму непостижимо.
Александр Павлович обшарил карманы, нашел тысячу.
- Бери, остальное доставай сама, может еще, кто займет.
− А почему не клеишься, а? Ты мне давно нравишься, иногда сплю и вижу тебя во сне.
- Погоди, вылечусь от аденомы - тогда.
− Покажи, что у тебя. Гм, направлений много, только на первом этаже распечатай талоны.
***
Александр Павлович испытывал неудобство еще от одной пикантной болезни. Оба места, на которые он садился почернели. Сидеть было не больно, а дотрагиваться больно. Во всяком случае, это его беспокоило: а что будет дальше. Кожа на ягодицах не то посинела, не то почернела. Нужен осмотр хирурга.
У хирурга очереди не было. Он сидел за столом и читал газету, или журнал "Крокодил".
- Иди, дорогой, посмотри, как Грузия дает на жопа Россия. Иди, иди, не бойся. Сесть моя тебе не предложит, у меня один табуретка, на которой я сижу. У тебя нога крепкие, постоишь, ничего с тобой не будет.
И массивный грузин погрузился в чтение.
- Мне бы...того, посмотреть одно место, на которое я сажусь. Боли нет, но кожа почернела, а я боюсь, а вдруг я весь почернею, и надо будет в землю закапывать.
- Ничего не надо; твой труп сожгут и в колумбарий, как на Грузия.
- Мне бы того...снять штаны, ну, приспустить, чтоб видеть почерневшее место.
- Давай снимай. Тут баба нет. Тут один мужик, а мужик не станет пачкаться, вернее, баловаться мужиком. Ага, малость побледней твой кожа на жопа. Но нычего не надо делат, иди на пи... домой и не морочь мне голову, мне крокодил надо прочитать ... статья. Понимаешь меня, иди на пиз...
- Простите, а вы где учились? У вас диплом есть об образовании?
- Зачем диплом, кацо? я и так знаю, где что находится. Вот жопа, вот затылок, пятка, наперед колени, снова попка...
- Пупок, грамотей.
- И так до макушка. Ты довольна, тогда иди на п...а крючок забыл. У тебя крючок распрямляется, когда видишь красивый женшина.
- Уже не помню, когда это было, а что?
- Подожди на коридор, я тут разгадаю рэбус и тэбя позову.
Александр Павлович вышел в коридор, улыбаясь, радуясь, что ничего не надо делать, а коли так, когда ничего не надо делать, то, значит, никакой напасти ждать не следует. Видимо не плавно опустился на твердую табуретку, а со всего размаха присел и травмировал обе ягодицы.
Но в коридоре к нему пристала одна старушка - Кузнецова, врач - кардиолог, москвичка, русская. Она уже 20 лет тут отработала и не соблазнилась высокой зарплатой в платных поликлиниках. Сама перенесла шунтирование и решила, что если она уйдет из этой поликлиники, то десятки сердечников, которых она лечила, отправятся на тот свет.
- Послушай, милок, - сказал она Александру Павловичу и, беря его под руку, - что ты делал у этого амбала Сискоридзе? Он купил диплом врача, и место врача купил, он...в медицине, как свинья в апельсинах. У нас теперь все продается, просто ужас какой-то. Что у тебя болит?
- Стыдно как-то даме говорить о моей болячке, - застеснялся Александр Павлович.
- А ты не стесняйся. Врачу все можно говорить. И надо все говорить, иначе беда.
- Точно так. У меня почернело то место, на которое я сажусь.
- Не переживайте. Пусть жена вам нарисует решетку из йода на том месте и все пройдет.
- Спасибо. Буду считать, что мой визит в поликлинику впервые принес пользу.
8
Возвращаясь, домой, Александр Павлович зашел в аптеку. Оказалось, что в аптеке нужен рецепт, а рецепт выписывает врач. НО если рецепта не, продадут и так, без рецепта.
- Назовите лекарство, и я вам отпущу без рецепта. В нашей аптеке - лучшие лекарства из западных стран. Есть такие, о которых врачи еще и не знают. Вот скажем эксфорж - сердечные и от давления..
- Сколько стоит одна упаковка?
- Две тысячи рублей. Это недорого. Одна таблетка в сутки и никакого давления. Возьмете?
- С удовольствием. Только в следующий раз. Деньги не взял с собой. Не люблю таскать с собой деньги. К тому же денег у меня так много, не поместить в карманы. нужна сумка. Шаришь по карманам за носовым платком, а деньги выползают, как тараканы.
- Это вы точно сказали. Мне эти тараканы - вот здесь. Покоя от них нет. Они, правда, завладели кухней и там хозяйничают, а в спальню не лезут, а я так их боюсь. Представляете, я лежу в ночной сорочке одна и больше на мне ничего нет, и вдруг таракан может пробраться и атаковать то место, которое самой природой предназначено атаковать мужчине. Мы и от мужчины бережем то место во избежание увеличения живота, но если он настойчив, мы с радостью приходим к выводу, что делаться некуда и с радостью сдаемся на милость победителя.
- Абсолютно с вами согласен, - сказал Веревкин и набравшись смелости, спросил. -Вам, сколько лет?
- Тридцать два, и я не замужем, а что?
- Жаль.
- Почему жаль?
- У вас большой недостаток...
- Какой, я что - уродливая?
- Вы слишком молодая, и это уже не исправить.
- Ха, испугался старый волк молодого ягненка. А ягненок - пальчики оближешь.
- Мне надо бежать, меня ждут, если опоздаю, потеряю слишком много. Миллион потеряю, если сделка не состоится. А к вам я еще вернусь.
Александр Павлович выскочил из аптеки, еще раз ощупал свои карманы и, убедившись, что они пусты, расхохотался.
В России всегда все модное, пользующееся спросом было западное. Любое лекарство, любая тряпка, произведенная на западе, вызывала интерес, человек терялся и забывая о завтрашнем дне, выворачивал карманы или опустошал кошелек.
Торговые тузы продавали любую тряпку, любое лекарство в два раза дороже ее стоимости. И находились покупатели. Покупатели сами торговали, воровали, накидывали, извлекали большие прибыли, а когда сами становились покупателями, не торговались, сколько владелец запросил, столько давали.
Флакончик йода был по карману Александру Павловичу, он мог его приобрести, , да нарочно забыл, чтоб не потерять свой имидж в глазах девушки, которая ему даже не сказала, как ее зовут.
Обыскивая карманы, он все же нашел десятку, свернутую в миниатюрный рулончик и собирался его выбросить, как крупный бизнесмен, как перед ним возникла старушка с протянутой рукой.
- Пожалей старушку, сынок, одолжи, на флакончик йода не хватает, пенсию всю потратила, за фатиру расплатилась с осударством, полотенце купила и один раз в магазин сходила и все, денежки - куку.
И старик тоже расхаживал, он все старался протянуть руку, высовывал вперед ладошку лодочкой и тут же убирал ее. Он стыдился. Это было для него впервые. Заблестевшие вдруг глаза тоже не помогли.
Александру Павловичу пришлось отдать десятку старухе, а перед стариком извиниться. Старик извинил его не догадываясь, что подающий сам нуждается. Ужасное время, подумал Александр Павлович, направляясь в сторону дома в шестнадцать этажей с одним подъездом и двумя лифтами, которые работали попеременно. Когда один работал, второй отключался.
Вдруг, по пути домой перед ним стала стелиться, порванная во многих местах и изорванная по краям лента его прошлой жизни. Оказывается, он перенес так много бед, что хватило бы на два поколения.
Странно, - думал Александр Павлович, идя по направлению к дому, - с одной стороны врачи относятся к старикам, которые просят помощи от многочисленных болезней, как манны небесной, пренебрежительно, а порой даже с ненавистью, как к лишнему грузу, а с другой стороны, если не будет больных, что тогда врачам делать? Кто им станет предоставлять работу и платить неплохую зарплату? Где же тут золотая середина, кто виноват в этом, - ведь сколько раз врачи лечили так, что больной никогда не выздоравливал, особенно если догадывались, что у больного карман оттопыренный. Значит, врач заинтересован в больном.
Кто побывал хоть раз в платной поликлинике, тот видел совершенно другое отношение врача по отношению к больному. В любой платной поликлинике врач просто преображался, выворачивался, как рукавичка. Александр Павлович невольно вспомнил молодость. У него в молодости сыпались зубы. Это Никита поднял цены на продукты питания на 40 процентов и заверил советский народ, что котлета будет такая же по весу и объему, чтоб успокоить дохлый советский народ. И действительно, по величине котлета была приблизительно такая же за счет хлеба. Если раньше две третьих было мяса в котлете, то теперь все поменялось: хлеба было в котлете две третьих и жалкий кусок дохлятины. А стипендия -18 рублей в месяц. Так КПСС говорила правду своему народу. У студента Веревкина полетели зубы, и плюс он получил гастрит вместе дипломом. Пришлось ложиться в больницу. Он спросил у врача Колова: неужели медицина не может избавить людей от зубного кариеса?
− Гм, − ответил Колов то же самое, что говорил Шамов, с улыбкой превосходства, − а ты не подумал о том, что сотни тысяч зубных врачей могут лишиться работы, если у всех зубы будут здоровы и белые, как у африканцев? Вот, подумай хорошенько и сам сможешь ответить на свой вопрос.
Саша вздрогнул от такого ответа, он даже переменил свое положение − из лежачего − на сидячее. Ведь все передние зубы - верхние и нижние - он потерял от кариеса. А ведь в армии он служил в штабе дивизии и мог посетить любого врача в каждом полку. И когда работал - тоже.
− Ах, вы подлюки! - сказал он в сердцах. - Так, значит, своя шкура дороже чести? Карман вам ближе, клятву Гиппократа давали и тут же позабыли. А народ страдает, и это вам безразлично. Это только наши врачи так делают?
− Я думаю, что врачи все одинаковы, что у нас, что за бугром.
− И здесь врачи такие же? Э, нет, надо отсюда драпать.
В это время послышался душераздирающий крик из соседней палаты. Там лежал молодой человек крепкого телосложения. У него была язва желудка, трудно сказать, на какой стадии. Он не знал и, похоже, врачи тоже не знали, на какой стадии у него язва. А возможно и рак на последней стадии. К нему никто не подходил.
- Пойдем к врачам, они, небось, пиво дуют сволочи.
- Пойдем, что делать, - произнес зубной врач, поднимаясь нехотя.
- Ты чего боишься?
- Мало ли что, мало ли как.
Они спустились этажом ниже. В ординаторской действительно сидели врачи, дули пиво и играли в карты.
- Сюда, на пятый этаж слышно как ревет человек от боли, а вы в балду играете, сволочи. Я на вас буду жаловаться, - сказал Александр Павлович.
- Иди, Сеня, проверь этого материнского сосунка. А вы, как ваша фамилия? не очень-то. Знайте свое место, а то и самому придется выть волком.
***
В этот раз Александр Павлович получил карточку медицинского страхования, очень важную и нужную, как оказалось потом, и с талоном в руках поднялся на третий этаж к участковому терапевту Орловой.
Орлова сидела за столом, накуксившись: весь стол полукругом был завален бумагами и похоже, она в этих бумагах не могла разобраться, потеряла ориентацию и все думала: а с чего бы начать.
- Вы молодой человек владеете этим скверным ящиком по имени компьютер? Надоел мне - сил нет
- Не то чтобы владею, но никакого интереса у меня к нему нет. Признаюсь честно.
- Ну, тогда побудьте с той стороны двери. Эй, кто там владеет компом, заходи.
Но таких не нашлось, и Александр Павлович смог вернуться к Орловой.
- Ну, что болит? Перебрал, признайся. Разведен? Нет, должно быть нет. Мужчины, которые мне нравятся, обычно заняты. Что болит? Садись, рассказывай, а то поздно будет.
− Что рассказывать? сердце. Будь оно неладное. Яйца побаливают.
- Оторви и выбрось.
− А как же жена? Она, бедная...
- Раздевайтесь и ложитесь. А чего, собственно, ко мне? Есть же кардиолог. К нему и надо было взять талон. Сколько лет?
− Шестьдесят с гаком.
− Гм, жаль. Был бы моложе... От меня муж сбежал ... к другой, к соплюшке, представляете? где работаете?
− Нигде.
− Жаль, а мог бы поработать еще. Женат, или разведен?
− Вы уже спрашивали.
− Тогда раздевайтесь! скоро все начнется.
− Что начнется?
− Болячки начнутся. Вон мешки под глазами, а это значит: почки. Да только рубашку снимайте, брюки потом, хотя это бесполезно, оставьте в покое брюки. Я все же дама, как-никак.
− Извините. Никогда к врачам не обращался раньше...
− Молчите, меня это не интересует. Сердце у вас...того, бьется, но с перерывами, и пусть так и бьется, ему отдых нужен. Один раз удар, второй отдых: тук...тук, тук−тук−тук и отдых. Но кардиолог вам скажет более точно. А сейчас вставайте. Да живо! Язык покажите. Мне некогда долго возиться. Гм, белый он у вас, как снег, а это значит воспаление внутри. Водку глушите? А, вот, термометр. Молчите, я сказала. Еще давление надо измерить. Видите, сколько с вами возни. А перхоти, весь пиджак белый, витаминов не хватает. Так значит, температура немного выше нормы. Ну да ладно. Я напишу вам направление на биохимический анализ. Через неделю придете, он уже будет у меня, вот тут на столе, видите какая горка, это все анализы. Есть такие анализы, о которых больные уже не помнят, потому они и лежат месяцами. Больные приходят просто так, хоть бы кто стакан газированной воды принес, у меня и воды−то нет. А, откройте еще раз рот. Так. Зубы...а я чувствую: изо рта несет. Жена есть? как же она это переносит, бедная? анализ мочи, кала и всякой там гадости тоже придется сдавать. А теперь можете уходить, у вас все хорошо.
‒ А какое у меня давление?
− Нормальное, я уже сказала.
‒ Может, того...подбросить, врачи ведь так мало получают, я это знаю. Мэр Собянин заботится, или это так, разговоры одни?
− Врачи бегут. И я собираюсь...в платную. Сейчас медицинская помощь ‒ платная. И правильно, давно пора. А я тут маюсь. Хорошо бы..., но наш народ не привык платить за помощь. А ведь мы работаем, оказываем помощь. Почему−то в платных поликлиниках больные рассчитываются, а тут только требуют.
Александр Павлович вытащил пятьсот рублей и бросил в приоткрытый ящик. Орлова потеплела, выписала еще несколько направлений к другим специалистам. Она сделала то, что ей положено было сделать и без взятки.
‒ Если будете очень стараться, то недельки через две вернетесь ко мне, у меня уже будут результаты ваших анализов, и тогда мы с вами составим программу, чтоб вы могли поправиться. Но это займет месяцев ...шесть, а то и больше. Я, знаете, тоже мучаюсь, как и вы. Вас мучают проблемы со здоровьем, а меня денежные средства, зарплата, знаете, скромненькая, а я одна‒ одинешенька, как сирота казанская, муж от меня сбежал, а через какое-то время умер, да будет ему земля пухом, но ничего после себя не оставил. Теперь мне содержать нужно себя, а каждая дама в зрелом возрасте становится прожорливой, а тут еще собака и кошка. Они, знаете, дружат между собой, только кормить их нужно каждый день, представляете? И каждую тварь по отдельности.
‒ Я все понимаю, только не понимаю, зачем вы мне это говорите?
‒ Как зачем? Недогадливый какой. Еще хоть столько же принесите и положите в этот ящик.
‒ Знаете, мне пришлось уйти на пенсию раньше обычного, на два года раньше, так что с деньгами у меня проблемы, куда более серьезные, чем у вас. Если вы мне одолжите на пару месяцев, я готов положить в этот ящик такую же сумму.
‒ Хорошо, разберемся. Идите. Ах направление на био...Не забудьте завтра в восемь утра быть на первом этаже в левом крыле. Надо сдать кровь на анализ. Прощайте, то есть бывайте.
- Так я уже сдавал и результат есть. Он у вас, вон целая куча на столе.
- Сейчас, подождите.
Орлова стала перебирать результаты.
- Нет вашего результата. Вы же Веревка, так?
- Веревкин, точно. Можно, я сам пороюсь.
- Попробуйте.
- А вот же результаты.
- Ну, хорошо. Можете забрать их себе и периодически просматривать.
Александр Павлович вышел от Орловой растерянным, расстроенным, разбитым. Если в обычной поликлинике врачи требуют на лапу, то, как быть, откуда взять деньги пенсионеру, у которого пенсия крохотная? А деньги в городе это все. Деньги это паспорт, дающий право на жизнь. Можно снова объявить себя безработным и получать жалкие гроши в качестве пособия, но они не спасут.
Он медленно шагал переулками, закоулками все еще носившими имя Ильича и невольно представил кровать, которая его так к себе манила. И дома кровать не обманула его.
Пока добрался до кровати, а теперь уже все клетки его организма тянулись к кровати, голова к мягкой подушке, а сердце и мозг к покою. Какое блаженство почувствовал он, когда принял горизонтальное положение. Этого раньше никогда с ним не было. Он вообще всю жизнь недосыпал, по выходным не любил валяться в кровати с открытыми глазами, с удовольствием ходил на работу пешком, а сейчас наступили иные времена, они подкрались тихо, незаметно и зажали его в тиски, из которых освобождает только смерть.
Они-то, эти болезни то дремали, то оживали, но к старости оживал их целый букет. И если эти болячки собиралась вместе в единый букет, человек не в силах был с ними бороться, тогда он уходил на тот свет. Получался эдакий круговорот: одни умирали, другие появлялись на свет. И это было так просто. Рождение это крик малыша, глотнувшего первый раз воздух. Это боль, должно быть невероятная, это стресс. Как же так? купался в утробе матери, питался, облегчался и вдруг на тебе! на свет, на воздух, на муки, на заботы, ссоры, на борьбу с невзгодами и на частичку счастья, если, если Бог дал. А жизнь - колесом. Приходит старость, но человек невероятно терпелив и вынослив: кровь хлещет из его организма до последний капли. И только тогда он уходит в небытие. А те, кто остается, сжигают его труп. А пепел, далеко не его пепел, помещают в колумбарий. Это наиболее дешевый способ погребения
Александр Павлович думал и чувствовал, как у него что-то дрожит внутри. Это должно быть страх. Страх потерять все. А как же Клавдия, а как же дерево, которое он обнимал, а как же эти великолепные разноцветные дома? ведь т а м - мрак? Зачем родиться, чтоб встретить и не пережить такую несправедливость? Я не хочу умирать! Не хочу, вот и все! - кричал он во сне и наяву, пока супруга не проснулась.
9
У трех колонн квадратной формы стояли три электронные аппараты, там тоже небольшая очередь. Но там же и медицинская сестра. Когда желающие старались получить талон и долго возились, нажимая на разные кнопки, и у каждого выходило не то, что требовалось, она тут же все исправляла ошибки и окно выплевывало талончик с фамилией врача и с номером кабинета.
Старички и особенно старушки просто ахали от восторга. Вот она современная техника, мать ее ети. Уполне озможно, шо и булки можно будет получить таким способом, бесплатно, разумеется. Нажал на кнопку и бемц, булка в руках.
У них, бесполезных, никому теперь не нужных, даже в семье лишних- своя жизнь, свои понятия о жизни, которая в любой день может кончиться.. Любое общество понимает, что старость приходит к каждому, и добровольно взвалив их на свои плечи, поддерживает стариков, продлевает старость, , а потом, после посещения той, с косой кого длинным, кого коротким путем провожает до кладбища, и эта миссия никогда не кончается.
Люди работают не только на себя, но еще...на оборону, на содержание чиновников, содержание школ, институтов, инвалидов, немощных и, конечно же, стариков пенсионеров. А куда от них денешься? Этот круговорот повторяется из поколения в поколение. Правда, высокое начальство и не только медицинское и больше всего не медицинское в России стало задумываться над тем, как бы ускорить падение скота, простите умирание стариков пенсионного возраста, дабы уменьшить расходы государственного бюджета, так необходимого для нужд обороны в эпоху, сами понимаете, товарищи...
Но поскольку этот вопрос чертовски деликатный, нельзя так, открыто выставлять его на всеобщее обозрение. Это не совсем точно, не совсем правда и у президента совершенно другая позиция по этому щекотливому вопросу, которую он открыто высказывает в публичных выступлениях. Скорее это выскочило из уст министра здравоохранения в юбке и пошло плясать по медицинским учреждениям. Но министра сняли с должности. Короче прекратим углубляться в эту тему, дабы не нажить врагов по обе стороны. Тут нужна система. И такая система будет разработана когда-нибудь.
А пока в поликлинике торчи хоть с утра до вечера. Есть такие пенсионеры, что болтаются по коридорам с утра до вечера. Врачи их уже знают и молчат, и даже побаиваются их.
Соседка Веревкина по этажу Ира, совершенно одинокая, восьмидесятилетняя старуха знает каждого врача, его профессиональную пригодность и даже, сколько у него дома внуков. Не врачи ее прижимают к ногтю, а она врачей, поскольку она носит с собой текст конституции страны. У нее куча болячек: коленки болят, шея не поворачивается, давление прет, сердце трепыхается, поясница постоянно ноет, запоры мучают, в брюхе не прекращается Октябрьская революция, мочевой пузырь не закрывается, засыпает только в пять утра. К тому же железа в организме не хватает, поэтому ее колышет на ветру, пальцы на руках щелкают, а зубы, вернее их жалкий остаток в виде нескольких заостренных пеньков на верхней челюсти, постоянно ноют, не дают спать. Да ты ей собери хоть тысячу врачей, все равно ей уже ничего не поможет. Но она всем твердит одно и то же: вы обязаны, вы за это деньги получаете. Докажите, что честно отрабатываете свою зарплату, и я вам на мороженное подброшу... из своей жалкой пенсии. Врачи ее жалеют, но при этом думают: скорее бы ты ушла...туда, где уже ничего не болит.
***
К великому сожалению, приходится признать: в России плохо с медицинской помощью населению. И всегда было плохо. При советской власти нам талдычили об этой бесплатной помощи и сейчас талдычат, но весь политический бомонд, если даже в боку закололо, или лишний щелчок выскочил из одного места, тут же звонят в Германию, а то и за бугор, в зависимости от должности, и спешат в Шереметьево.
Прилетев туда, они забывают, что они русские, извлекают пачки долларов, низко при этом нагибаются чтобы положить в карман маленький презент от щедрого русского Ивана, желающего Америке добра и процветания. А русский пролетариат оббивает пороги лечебного заведения, который можно назвать домом- дом "Обманутых надежд".
Посетители стараются не ходить к своим врачам. Свои врачи, так себе - ни богу свечка, ни черту кочерга. А взятку требуют. Если у вас ни копейки в кармане, облают. Любой больной им нужен как объект наживы. Правда, это скромная нажива. Что может пенсионер? От силы 50 рублей, это половина доллара. Даже по его жалкому виду можно определить, что карманы у посетителя пусты. В десятой поликлинике была Кузнецова, врач- кардиолог. Она ни у кого ничего не требовала, но Александр Павлович вынул 5 тысяч рублей и сунул ей в карман, а потом убежал, чтоб она не вернула. Кузнецова была врачом высшей категории, она сама пережила операцию на сердце, и каждый сердечник был ее другом, беспомощным ребенком, за которым она ухаживала и звонила даже домой. Но вся беда в том, что она вскоре ушла. В платную поликлинику.
Министр Здравоохранения России Скворцова, та самая, которую удалили, еще несколько лет назад могла покорить любого мужчину, возможно так оно и вышло, но руководить медицинской помощью всей России, явно не годилась. А там, наверху, если ты туда пролезла, надо развалить медицину страны на 90% , чтобы тебя заметили и предложили занять новую должность. Так оно и получилось. Президент вежливо попросил ее занять новое кресло.
Премьер ее спросить ни о чем не может, он в этих вопросах ни бум−бум, впрочем, как и во всех остальных делах, он просто мизинец Путина с длинным не чищенным ногтем.
К тому же он сам и его семья, если за свербило в боку, летят правительственным самолетом в Париж, Лондон, но чаще в Америку, страну, которая просто презирает русских.
А рыба, как известно, гниет с головы. Уж если в московской поликлинике содом, то, что говорить о периферии?
10
Александр Павлович вернулся домой с одним талоном в руках. По дороге его стало заносить из стороны в сторону. Может, от того, что старался увеличить шаги, может от чего-то еще. Это состояние удивило и напугало его. В сумерках сошел с дороги, и ему ничего не оставалось делать, как открыть руки и обнять старое дерево, одна часть которого уже была подпилена, изрезана на куски и увезена далеко за город для продажи сельским жителям.
Он ударился в ствол дерева, отпиленный в рост человека, хорошо хоть не головой, а бочком и в знак благодарности обнял дерево обеими руками.
− Пьянь всякая расхаживает по газонам, - сказала пожилая женщина с детской коляской и маленькой собачкой.
Но Александр Павлович только хихикнул, как шкодливый мальчишка и еще крепче прижался к дереву.
- Дерево, оно иногда спасает, - сказал он и поднял голову вверх, чтобы увидеть хоть одну звезду на небе. Но звезд на небе не было, их никогда не бывает над Москвой.
− Ась? - произнесла старушка, не поворачивая головы.
- Мямля старая.
− Сам ты мямля. Я грю, пьянь всякая расхаживает, ишшо приставать начнет.
− Нужна ты кому, карга морщинистая. Моя Клавдия куда лучше. Правда, отлучила от себя, ничего не поделаешь. Десять лет назад. Так и сказала: -знай, Саша, ты для меня все равно что шкаф, али холодильник. Отстань. С тех пор...
- А давай-ка мы того, хотя ты для меня тоже все равно, что шкап, али холодильник, понял? то-то же. Больше не приставай. Ну как? как ты относишься к такому предложению больше не приставать.
- Безразлично.
- А ты приставай. Может, что и получится.
− Как только побываю у Шамова, так сразу начну приставать.
- А что тебя мучает?
- Аденома.
− Так любая баба тебя вылечит. Давай, я первая.
Тут закапризничал ребенок в коляске. Старуха испугалась и дала деру.
"Гм, может и правда. Скажу Клаве, может, одумается, а то шкап, да шкап, выдумки старух, что без мужиков страдают.
Гм, черт, с головой что-то не то. Как это меня угораздило сойти с пешеходной дорожки, чтоб удариться о дерево. Надо домой чапать, хрыч старый, а не гули-гули с незнакомыми старухами"
Насладившись стволом дерева, Александр Павлович, отправился домой.
− Не пойду больше в поликлинику, − сказал он дома супруге.
‒ А что делать? ‒ возразила супруга. − Теперь без поликлиники никак. И мне уже пора. Ты еще, ежели бы не сердце, мог бы трудиться. Это эти псы виноваты, выставили человека за два года до пенсии. А ты переживаешь, а от переживание в всякие болячки липнут как мухи на навоз. Какой-то Попердно занял твое место... сколько раз я его кормила, поила и денег взаймы давала, которых он никогда не возвращал.
‒ Да, это его работа. Но, ничего не поделаешь. Везде так: чем больше добра делаешь человеку, тем он алчные становится и старается тебе же ножку подставить. Словом, русский мужик того, не очень.
***
Пришлось ждать конца ноября. Администрация поликлиники стала внедрять новую систему обслуживания населения, с точки зрения Веревкина совершенно непонятную и не эффективную. Все теперь решается через терапевта. Сначала больной посещает терапевта, а он уж потом сам решит, куда к какому специалисту следует кланяться. И даже выдает такую цидулку, то есть направление.
Он намеревался домой, но вспомнил, что у него талон к Шамову. Надо выяснить, почему он этой ночью шесть раз просыпался и шесть раз торопился в туалет, чтобы освободиться от жидкости.
Прием с восьми утра. Шамов как всегда опаздывал. Он был еще молодой, чистюля, большое внимания придавал ногтям, бровям и пучку растительности на самом кадыке, который он все время почесывал двумя пальцами правой руки.
Десять минут не считалось опозданием, а еще пять минут уходило на прихорашивание, одевание халата и колпака.
- Кто первый? Заходите, - наконец изрекла Мария Ивановна медицинская сестра.
Александр Павлович робко вошел в кабинет и сел напротив врача.
- Ну что, по тому же вопросу? Давайте, я вам выпишу простамол - новейшее лекарство, произведенное западными учеными.
- Вы мне уже выписывали. Я его добавляю в кашу. Результата никакого. Что-нибудь такое, чтоб, - запнулся пациент. - Я сегодня ночью шесть раз посещал туалет. Последний раз несколько капель вышло и вот тебе все. А жжет, словно там идет борьба между грызунами.
- Да, это скверная болезнь. У женщин свои болячки, у мужчин - свои. А у вас секс есть или вы, того воздерживаетесь? Так вот знайте: секс - это хорошее лекарство. Давайте пропишем секс.
- Да писать ничего не надо. Вы бы лучше с женой поговорили. Все дело в том...
- У вас жена молодая? Если молодая - приводите, я и сам...вы конечно, извините, это всего лишь шутка. Давайте все же простамол, ударим по простамолу.
Он занес руку над бумажкой, называемой рецептом, вопреки согласия пациента, как вошла солидная дама в кольцах бриллиантах при массивной фигуре, с намерением испепелить бедного посетителя презрительным взглядом, но Александр Павлович выпрямился, выставил кадык вперед и это спасло его от непредсказуемого поведения дамы.
- Товарищ Шалимов! Николай Николаевич отправился в сауну с какой-то сучкой, но по телефону назвал ваше имя и сказал, что ваш кабинет на втором этаже. Как видите, все совпадает. А моя благодарность - в кошельке.
- Ах, Анна Ивановна, один секунд, как говорит наша молодежь, я только выпишу простамол больному и отправлю его лечиться.
- Вы мне уже выписывали, не ужен мне ваш простамол. Кушайте его сами вместо картошки.
- Прошу не дерзить.
- До чего же капризные эти старики! как вы с ними ладите, товарищ Шулумов?!
- Да не Шулумов он, а Шурупов, - сказал Александр Павлович, вставая. - Я уже 6 месяцев хожу к нему, и он мне один раз сунул палец в задний проход, и тут же его вынул за сто рублей.
"Гм, секс, - думал больной, направляясь к дому по пешеходной дорожке, которую ремонтировали казахи. - Получится ли? И как склонить Клавдию к этому делу, ведь прошло так много лет с того самого дня, когда она сказала, что я для нее все равно что шкаф, как мужчина".
Клава уже ждала к завтраку: печеная картошка и вареная фасоль с кусочком дешевой колбасы. Он называл эту колбасу пролетарской, сделанной из конских хвостов.
Клавдия сразу учуяла недоброе, и как только муж уселся за стол, спросила:
- Саша, что ты на меня смотришь, как кот на сало.
- Да так, того. Доктор сказал про секс, вернее спросил, есть ли у нас секс, а я...не знал, что ответить.
- Вот мужики сума поисходили, какой там секс в шестьдесят лет? Так, название одно. К тому же, я бы может на что-то и решилась, да ты сердечник, ты сразу помрешь, прямо на мне, что скажут соседи, когда узнают. Жена мужа за трахала. Нет уж. Нет уж, ты мне нужен живым. А секс так, рунда одна, забудь об этом, раз и навсегда забудь. Лучше скажи, что болит, где болит и как ты, бедный все это переносишь?
- Сердце отогревается, заживает, аденома развивается, ночью плохо сплю, сама знаешь, и еще одышка прибавляется, так себе маленький букетик. И лечить никто не хочет. Врачи просто игнорируют больных.
- Ты у кого сейчас был?
- У Шамова, я уже шесть месяцев к нему хожу, а воз и поныне там.
-Хорошо, я к нему завтра сама схожу.
- Да не ходи. Бесполезно.
- Надо на них накатать жалобу.
- Кому?
- Мэру Москвы Собянину.
- О, это дело.
***
Утром следующего дня Клавдия вместе с мужем уже сидели у кабинета Шамова. У них не было талона, и когда Шамов открыл дверь и пытался закрыть ее изнутри, Клавдия ввалилась без очереди и устроила скандал.
− Ощупайте его всего. Не может быть, нет такой болезни, которая не поддавалась бы лечению. Что вы его все время баснями кормите, он же живой человек. И страдает. Вы разве не получаете зарплату, как врач? Скажите, если вам не платят, я до президента дойду.
- До президента? Ого! давайте его сюда и срочно, а то я по вызову сейчас уеду на другой конец города. Ну, пусть заходит, ощупаем его как курку-несушку, - сказал Шамов и улыбнулся.
Александр Павлович рад до смерти, приготовился снимать штаны. И это возымело действие.
- Я вас ощупаю по просьбе жены. Пока, снимай штаны.
− Так сразу?
− Запором страдаешь?
− К сожалению, да.
− Тогда иди к проктологу.
− Но у меня мужская болезнь.
− Ты, что, подцепил? Тогда к венерологу.
− Аденома у меня: мужская болезнь.
− Не позавидуешь. Хошь, выпишу простамол?
− Нет, спасибо. Друзья говорят: дрянь. Только деньги из кармана вытаскивать. Все телеканалы рекомендуют: только простамол, значит, лекарство - дрянь.
− Ну, тогда не знаю. Походи так, может, пройдет.
− А подлечить нельзя?
- Щупайте его, щупайте, - просила жена.
- За яйца можно?
- Хоть за сосиску.
− Вставай раком.
- Клава, ты что? Он же пе дик. Ты видишь, как у него руки дрожат?
- Отпустите его, я сама вылечу. При помощи секса. Соседки говорят, что это полезно.
- О, молодчина. Давайте так. После пятого сеанса вы, Александр, бегом ко мне на доклад о самочувствии. Это очень важно. Я и другим больным порекомендую.
Александр Павлович вышел, не солоно хлеба вши. На лавке сидел мужчина средних лет напротив кабинета Шамова.
− Ну, что? - спросил он.
− А, ничего.
- Педик он. Педик, - стала утверждать Клава.
− Я хожу уже шестой месяц. Шамов фрукт еще тот. Ему нужны деньги. Без взятки он тебе ничего не сделает, а между тем, эту дрянь, надо лечить и не тянуть.
− Чем она опасна? - задал вопрос Александр Павлович.
− Она может превратиться в рак. Тогда операция, а после операции...
− Что после операции? скажите, не тяните резину.
− После операции надо заказывать гроб. Никто после операции долго не живет.
− Ну, тогда...тогда...впрочем, желаю успехов.
Саша направился к лифту, а потом снова к кабинету Шамова.
- Клава, я согласен стать на четвереньки. Даю согласие на этот позорный акт.
- Идем домой, я тебя прошу. Это все страхи нагоняют, хотят, чтоб мы раскошелились.
- Я сейчас к лифту и на первый этаж. Хошь со мной?
Он нажал, лифт поехал...наверх: не на ту кнопку нажал.
У кабинета Главврача сидела та же полная молодая дама и как только увидела постороннего человека тут же встала и заслонила входную дверь своей тыльной стороной и задала тот же вопрос:
− Вы куда?
− Я по вызову.
− Наш главный врач никого не вызывает и ее никто не вызывает. Не путайте первый этаж с четвертным, элитным.
− Ого, точно, перепутал, звиняйте и прощевайте. Глядите, чтоб с вашей главной ничего не случилось. Она хоть выходит из кабинета в течение дня?
− Зачем?
− Ну, как зачем? пи-пи, а-а.
− Фулиган. Должна вам напомнить, что лифт работает, и он вас ждет.
11
В одно из воскресений Александр Павлович, собрав все свои силы, отправился на прогулку в Битцевский лесопарк. Настроение было скверное, силенок осталось немного, но, очутившись в лесу, где не слышен шум транспорта, а ноздри не щекочут выхлопные газы, он как бы расходился и почувствовал силу в ногах. А ноги несли его по лесным тропинкам то вверх, то вниз, а его легкие наполнялись ароматом, исходившим от деревьев и кустов и даже от слабо движущихся ручейков. Но его скромных сил хватило на два часа, а потом захотелось прилечь или хотя бы присесть. И тут на глаза попалась скамейка из толстых, немного подгнивших бревен. Экая прелесть эта скамейка, подумал он и присел, и даже задремал.
А ночью начались боли, которых не было раньше. Лежа на диване, он поворачивался то на левый, то на правый бок, искал место, такое положение тела, где бы ему полегчало. Но такого места не было. Любое место было занято болью. Пришлось встать, набросить халат на плечи и уйти на кухню. Он присел, прислушался и вроде боль начала отходить: пожалела его.
Уже на рассвете боль совсем ушла, и веки глаз начали слипаться. Судьба подарила ему два часа.
Жена не стала будить, а когда муж проснулся сам, она услышала от него нечто такое - вспоминать не хочется.
- Клавушка- голубушка, мне нужны деньги, много денег. На лечение. Меня эта карга, эта болезнь взяла за жабры. Таких болей я еще не испытывал. Это моя аденома проклятая. Вчера посидел в лесу на сырых бревнах и простудил...все, что ниже пупка.
- Сколько?! - в запале спросила Клавдия, не моргнув глазом. Обычно она морщилась в подобных случаях, старалась перевести разговор в другую плоскость, а тут прямо, не в бровь, а в глаз. - Да говори, не ерзай, не чужая, чай.
- Больше десяти тысяч рублей. Я уже узнавал, у меня теперь много однокашников. Все они бесполезно торчат у Шамова, который их не хочет лечить.
Судя по выражению лица, Клавдия его не слушала. Она смахнула слезу, открыла шкаф и тут же извлекла норковую шубу, подаренную ей сотрудниками на пятидесятилетие. Вывернув ее наизнанку, она скрутила шубу, перевязала шелковой лентой крест-накрест, а сама надела на худые плечи телогрейку.
- Слава Путину - нашему президенту - вот, какой плакат надо бы присобачить на эту солдатскую телогрейку. Это он, создав богатую страну, сделал нас нищими. Но долой политику, я побежала в ломбард. Деньги будут сегодня к вечеру. Там, должно быть, огромная очередь: счастливые советские граждане ищут способ выживания.
- Клава, лапочка, не надо этого делать. Как ты выкупишь потом свою шубу, это же гордость нашей семьи.
Но Клавдия уже закрывала за собой дверь.
К вечеру Клавдия вернулась с шубой: ломбард закрылся на переучет. Объявление извещало граждан, что открытие намечается к празднику Великого октября. А это еще неделю надо ждать.
- Ничего, - сказал Александр Павлович, - я тоже не лыком шит. - Завтра я этого Шамова возьму на абордаж. Схвачу его за горло и скажу: лечи, падло, иначе самому придется ходить по врачам. Так-то.
Как и в прошлые ночи, он дурно спал, но боль потихоньку утихала, не чувствовала себя комфортно в его теле.
***
Не хочу умирать - продолжение
Утром, едва перекусив, отправился к профессору Шамову...без талона. Он буквально ворвался в кабинет. Врач уставился на посетителя, как на врага народа, посмотрел на него бегающими бесцветными глазками, над которыми торчали по три рыжие волосинки бровей, грозно произнес:
‒ Бунажку.
‒ Простите... я не понял.
‒ Бунажка это...это талон к врачу, кандидату медицинских наук Шамову. Вы же уже были у меня, а порядок нарушаете. И медицинскую карту, черт возьми, вы не взяли с собой, и не первый раз в полуклинике находитеся.
‒ Но я ...всю ночь не спал, у меня были жуткие боли.
− Хорошо, спуститесь на первый этаж, возьмите талон и ко мне.
Больной спустился на первый этаж, получил талон, согласно которому, недели две спустя, он имел право посетить Шамова.
− Ну, вот талон. Дату перепутали.
− Что с вами делать - ума не приложу.
− У мен